И мертвецы над нами тихо плывут вперед,
В будущее. Молчали деды – придя с войны.
Внуки пригубят крови дедовой – и пьяны,
Столько ее разлито – рядом ли, вдалеке —
Все мы стоим по шею в теплой ее реке.
Волны ее упруги: здесь, посреди реки,
Все поневоле братья, на берегу – враги.
Завтра пойдут колонной дети – и встретит их —
Черной икрой ОМОНа площадь: не для живых!
Вот сгорят они в танке, примут последний бой —
Мы их наденем на палки и понесем над собой.
Будем любить их нежно, в мутном глазу – слеза,
Будем любить их – павших, ну а живых – нельзя.
Вязкое солнце льется, брызжет багряный шелк.
Главная наша надежда – мертвых засадный полк.
«Привет, собрат двоякослышащий…»
Привет, собрат двоякослышащий,
Двояковидящий, привет!
И облаков сырые глыбищи,
И многомачтовый корвет
Лесной, и тот, прозябший в оттепель
Цветок – казалось, навсегда,
И поплавок звезды, и все теперь
Нам видится из-подо льда.
И мы, казавшиеся храбрыми
И мудрыми себе – давно
Плывем, подрагивая жабрами
И ртами красными, на дно,
Чтобы глядеть с пустыми лицами
На жизни, прожитые зря,
Пляша с ворами и убийцами
Под дудку мокрого царя,
С надеждой подплывая к проруби,
Ища случайного луча —
И кто размыкал это горе бы,
И кто бы сверху постучал.
Мария Галина
«подбрось повыше…»
подбрось повыше
чтобы я могла увидеть все разу
сыроварни твои маслобойни
богадельни
звезды средневековья
черный зубчатый лес
города и дороги
олени на тонких ножках
вброд переходят реку гудрона
ежи и жабы
с риском для жизни
как нам их жалко
старый красивый
контрабандист на джипе
слушает джаз
подпевает
у него в багажнике
золото всех ацтеков
невольницы и верблюды
его расстреляют
за первым же поворотом
черный копатель
янтаря лежит в карьере
нож у него в груди
нож зажат в кулаке
лужа крови
уходит в серый песок
в темные воды
морей времен плейстоцена
прыщавый дембель
навеки канет
в дебрях вокзала
эта цыганка
сойдет на ближайшей
с ней ничего не будет
почти в зените
стена света
встает на стену мрака
обе прекрасны
то ли
радуга в небе
то ли
в глазу соринка
У каждого