Уложив вещи да лекарства в заплечный мешок, она стала прощаться. В палате больные даже всплакнули, пожелав выздоровления и доброго пути мамаше и малютке, только Людка, контуженная третьего дня во время бомбёжки у Дома колхозника на площади Третьего Интернационала5, безучастно смотрела в белёный потолок, с кое-где отставшей побелкой.
Выйдя на 2-ю Московскую, Анна даже не посмотрела в сторону близкой площади и автостанции: автобусы ходили плохо да и в основном по городу. Анна пешком, так будет вернее, направилась к мосту через Оку. Ниночка дремала, и мать время от времени осторожно перекладывала её из руки в руку. Машин почти не было, она встретила подводу, груженную бочками. Да ещё через дорогу двое пацанов принялись скандировать в сторону пухленького мальчика в шортах:
Задавака первый сорт!
Куда едешь? – На курорт!
Шапочка с помпончиком
Едет за вагончиком!
Анна переложила дочь в левую руку и пошла дальше. Люди в огородах или садах около домов копали убежища – узкие щели глубиной два-три метра, накрывали их старыми досками и сверху закидывали грунтом. С августа начались бомбёжки города, и колхозница сама наслышалась небесного рёва и грома от падающих бомб. В тот день, когда в их палату поступила после операции Людка, на площади горожане стояли у киоска в очереди за свежими газетами, да рядом сбросили с фашистского самолёта бомбу. По рассказам нянечек, на следующий день выяснилось: лишь только сразу наповал убило с десяток человек да ещё и нескольких ранило. Одна из них и угодила в их палату.
Анна заглянула в аптеку, выбрала бинты поплотнее, с упованием подумала: «надолго хватит». А напоследок завернула в магазин и на последние деньги купила килограмм колотого сахара, а ещё перца да соли. А после проворно направилась за город, в сторону автомобильного моста. Почти пройдя улицу с большими каменными двухэтажными особняками, оставшимися от купцов да дворян, едва заметно перекрестилась на прикрытый лет десять назад мужской монастырь, что располагался совсем рядышком, в половине версты от шоссе. Высоцкая обитель едва-едва виднелась за крышами жилых домов, как нелепый обломок давно позабытой, ушедшей в небытие жизни, почти стёршейся из памяти. Но даже сейчас густо белённый монахами корабль, на веки вечные оставшийся в стороне от новой жизни, невольно приковывал внимание и поражал непостижимой силой духа стародавних насельников обители, сумевших поднять отвесные крепостные стены да купола на крутом холме с откосом над сонной Нарой. Монастырь не пустовал: усердно использовался как место для расстрелов в революцию, а последние годы – лишь под мелкие склады да загон для скота.
У мостов через Оку вовсю уже хозяйничали военные. Стояло два зелёных грузовика с поднятыми капотами,