Эти похожие на бумажные цветы бывают разнообразных оттенков – от лимонного, золотого и оранжево-пятнистого до огненно-бронзового. Их легко срезать, сушить и потом хранить: их восхитительные цвета не блекнут.
Через месяц после того, как Элис открыла для себя библиотеку, она играла в своей комнате, когда услышала мамин голос:
– Надо сделать небольшую прополку, зайчонок.
Был тихий день. Сад заполонили оранжевые бабочки. Мать улыбнулась ей из-под волн широкополой шляпы. Это была та же улыбка, какой она приветствовала отца, когда он приходил с работы: Все в порядке, все хорошо, все прекрасно. Элис улыбнулась в ответ, хотя и заметила, как мать морщится и хватается за ребра, когда тянется за сорняками.
Ничего не было в порядке с того самого эпизода с библиотекой. Элис не могла сидеть несколько дней после того, как папа взялся поучить ее ремнем. Он сломал пополам ее библиотечную карточку и забрал книгу, которую Салли помогла выбрать, но еще до этого Элис прочитала ее от корки до корки в один присест. Истории о шелки и их волшебной коже проникли в ее кровь, как кусочек сахара, тающий на языке. Синяки прошли, ведь отец наказал ее всего раз, в то время как мать продолжала страдать от вспышек его ярости. Несколько раз Элис просыпалась среди ночи от жуткого шума, доносившегося из спальни родителей. Кошмарные звуки буквально парализовали ее. В такие ночи она сворачивалась в кровати, зажав уши руками и желая сбежать в свои мечты, где они вместе с мамой бегут к морю и сбрасывают кожу, прежде чем нырнуть в воду. Они кидаются в океан и оглядываются назад лишь раз, прежде чем уйти на глубину. На берегу сброшенные шкуры превращаются в высушенные цветы, разбросанные среди ракушек и водорослей.
– На, держи, – мать передала Элис очередной пучок сорняков и снова поморщилась, неудачно потянувшись.
У Элис аж ладошки горели, так ей хотелось избавить сад от всех сорняков – навсегда, чтобы мама могла дни напролет просто говорить с растениями на тайном языке и наполнять карманы цветами.
– Мам, а вот этот? Это сорняк?
Но мать не отвечала. Она была рассеянна, как бабочки в саду, ее взгляд постоянно устремлялся к дороге, проверяя, не видно ли сигнальных клубов пыли.
Наконец они появились.
Он выскочил с водительского сиденья с важным видом, держа свою шляпу акубру[4] за спиной. Мать Элис поднялась, чтобы поприветствовать его – свежая грязь на коленях, пучок одуванчиков зажат в кулаке. Их корни задрожали, когда он наклонился поцеловать ее. Элис отвела взгляд.
Отец в хорошем настроении производил такое же впечатление, как ливень, падающий с солнечного неба: никогда нельзя было полностью доверять своим глазам. Когда их с Элис взгляды встретились, он улыбнулся.
– У нас всех были тяжелые времена с тех пор, как ты убежала, правда, зайчонок? – сказал отец, присаживаясь на корточки и все еще пряча шляпу. – Но зато, я думаю, ты усвоила урок и больше не будешь убегать из дома. – У Элис заурчало в животе. – Я много об этом