Лицо Эйнара озарилось пониманием, и он встал позади телеги, приподняв ее, чтобы вытащить из колеи. Задняя часть развернулась к третьему столбу.
– Хватит, – сказал он.
Яки перешел к голове лошади и отпустил поводья.
– Хорошая девочка, – пробормотал он, – хорошая девочка.
Его рука нырнула в карман, и на свет показалось ярко-зеленое яблоко. Лошадь боднула его, подняла губу и потянулась за лакомством.
Эйнар был уже сбоку от кобылы и ослаблял ремни, державшие тележные оглобли.
– Готов, – сообщил он.
– Готов, – отозвался Яки, касаясь ремней.
Оглобли выскользнули из креплений, и к звуку скользившей по дереву кожи добавился скрежет камня по доскам. Кусок скалы размером с двух взрослых баранов скатился с телеги, ударился оземь с глухим «бац» и ушел на два пальца в почву.
Свободная от груза телега бешено закачалась на колесах, но, подергавшись, встала на место.
Эйнар уставился на камень:
– Он просил вот об этом?
– Именно, – сказал Яки.
Хельга видела, что Эйнар размышляет, пытается что-то понять, но потом он потряс головой, словно отгонял муху.
– Это все? – спросил он.
Яки покачал головой.
– Нет. Ему нужны два сиденья и стол. Хельга, можешь пока отдохнуть, если хочешь, а потом вернемся все вместе.
– Спасибо, – с благодарностью сказала Хельга и, пока Яки с Эйнаром обсуждали углы и размеры, пошла туда, где они оставили еду. Хильдигуннюр заставила ее взять с собой для перекуса шмат вяленой оленины размером с кулак, и теперь ее желудок рассыпался перед матерью в благодарностях. Поскольку ее бревно было уничтожено, пришлось искать себе другое сиденье, и вскоре Хельга обнаружила идеальный пень в подходящем теньке. Она устроилась на нем, улыбаясь Эйнару и Яки. У них были одинаково широкие плечи и одинаково плавная походка – Эйнар этого, может, и не сознавал, но он превращался в собственного отца.
Это навело Хельгу на мысли о ее настоящих родителях – и как однажды они взяли и пропали. Первые несколько лет она постоянно спрашивала Хильдигуннюр о том, что случилось, но ее новая приемная мать сразу становилась неразговорчивой и отвечала, что они заболели и им пришлось уйти. Она открыла Хельге только имя ее отца – Финн. Какое-то время она помнила их лица, но сейчас уже с трудом могла представить своим папой кого-то, кроме Уннтора.
«Вот что делает время». Она залезла в свою сумку. Тоска никому еще не помогала, в отличие от еды. От соленого дымного мясного запаха – плата за то, что помогает с гостями, сказала мама, – она уже истекала слюной. Над ней раскинулось бесконечно синее небо; солнце приятно согревало ее кожу, и она позволила себе на мгновение смежить веки и просто насладиться жизнью.
Когда она снова открыла глаза, возле ворот, прислонившись к столбу, стоял старик, взявшийся неизвестно откуда. В голове у нее тут же всплыли все