– Если честно, неважное самочувствие. Боли в животе. Непостоянные, словно блуждающие.
– Понятно, – улыбнулся Славе Док. – Значит, будем лечиться. Оперативно.
– Когда?
– Да часа через два. Пока посмотрим за вами немного, понаблюдаем. Знаете, что было написано на фронтоне здания лаборатории академика Ивана Петровича Павлова в ленинградских Колтушах?
– Не знаю, – обреченно откликнулся Слава.
– «Наблюдательность и наблюдательность». Академик толк в жизни знал.
Через два часа в одиночный бокс, куда временно поместили Славу, зашел совсем молодой врач, тощий, высокий, с непропорционально длинными руками и следами до конца не прошедшей угревой сыпи на лице. Фамилия врача была Мухин. За занудность, настойчивость и назойливость в отделении его звали Перепончатокрылым. Самое интересное, он на кличку не обижался. Мухин проходил интернатуру под руководством Дока, находящегося уже на грани ухода в бизнес, но пока еще из больницы окончательно не уволившегося.
Вскоре Перепончатокрылый с постовым медбратом потащили каталку со Славой в операционную. Док, зайдя в предоперационную, мыться не спешил. Встал в дверях операционной, наблюдая, как Мухин перекладывает больного на стол. Операционная сестра разворачивала столик, открывала биксы с бельем и инструментами. Слава, в чем мать родила, спокойно лежал на столе.
– Слышь, Мухин, – повернулся к Перепончатокрылому Док.
– Да.
– Сходи, Семена Израильевича найди.
Минут через пять только что закончивший операцию в соседнем блоке Сэмэн усталой слоновьей походкой зашел в предоперационную.
– Чего?
– Сэмэн, что-то тут не то.
– Что не то?
– Да аппендюк необычный. Менжуюсь я.
Семен взял историю, анализы, сел за маленький столик – его обычно затаскивали в операционную для сестры-анестезистки.
– Ты прав. Скорее всего, подпеченочный. А может – уже инфильтрат. А может – атипичный холецистит.
– Вот и я про то…
– Ну, так ты сам все без меня знаешь. Стандартный доступ отменяется. Местная анестезия отменяется. Перепончатокрылый!
– Да, Семен Израильевич!
– Ты ассистируешь, я подглядываю, если надо, подключусь. Сходи, Джульетту найди. Скажи, безутешный Сэмэн и любимый ею младой исцелитель – оба ждут-тоскуют, соскучились по ласке! А мы пока помоемся.
Юлия Владимировна – кудрявая, румяная, тоненькая, фигуристая,