Отложив кисть и приняв принесённую Линор тряпку, которой несчастная оттирала запачканную щеку, Леон вытер руки. Улыбка больше не ласкала лицо поцелованного солнцем дитя: рыжие волосы отливали благородным золотом в ярком освещении, в кофейно-карих глазах застыла элегическая тоска, какая может таиться в сожалеющих о былой молодости старцах.
– Истинная красота… разве не вечность? – продолжил мысль Леон, обратив взор к аудитории. – Самый лучший критик – время. Все величайшие произведения искусства проверены временем, ими восхищаются из века в век, потому что они бессмертны.
– Ага! – экспрессивно воскликнул Калеб и потёр ладони в предвкушении намечающейся преинтересной полемики. – Кажется, я догоняю, о чём вы здесь толковали. Тогда, дружище, что если говорить о красоте… мм, девушки? Уж не будешь ли ты восхищаться дряблой старухой, заверяя, что её красота проверена временем?
Донеслись шипящие смешки, сквозь стиснутые зубы. Но они не смутили Леона.
– Даже здесь красоту можно проверить временем. Вы разве никогда не замечали этого? В отличие от молодых у пожилых людей вся их сущность открывается на лице с годами, они не могут скрыть её за макияжем. Если красота истинна, она будет сиять даже на дряблом лице своей добротой и искренностью. Это и есть величайший критик – время, сквозь которое не скрыть притворства.
– Боже, друг мой! – наигранно печально воскликнул Гаррисон, забарабанив пальцами по подставке мольберта, и хитро сощурил карие глаза. – Никогда бы не подумал, что в тебе есть зачатки геронтофила!
– Калеб, не выворачивай мои слова наизнанку. Ты прекрасно понял, о чём я.
– Да-да, – притворно закивал он с видом неисправного циника. – Интересно, а что думает о красоте Потрошитель, когда выковыривает кишки у новой жертвы?
– Калеб! – возмущённо прикрикнула Рейвен, запустив в того кисть.
Но Гаррисон лихо увернулся и выставил средний палец вверх, отправив его Кейн вместо воздушного поцелуя. Прошипевшая точно змея, Рейвен ощерилась как дикая кошка. Остановила её Линор, приобняв за плечи, как мать, успокаивающая обидевшееся дитя. Леон усмиряющим жестом призвал легко поддающуюся провокациям Гаррисона Рейвен к спокойствию и протянул свою кисть. Как ни странно, Кейн утихомирилась, пристыженно зардевшись.
– Ты же не верил в Потрошителя, Калеб, – заметил Адам, в голосе которого сквозил скептицизм и недоверие по отношению к словам Гаррисона.
– Я и сейчас в него не верю! – как само разумеющееся подтвердил Калеб. – И буду отрицать его до тех пор, пока собственнолично не увижу, как он дырявит жертву.
– Калеб, – ласково позвала Линор, с мягким, как поцелуй её губ, осуждением. – Не будь таким циником. Погибло семеро за полгода.
– На улицах Чикаго и вправду становится небезопасно, – обречённо вздохнул Тревис, отодвинувшись от мольберта, к которому так и не притронулся, и, размяв кисти рук, продолжил: – Меня больше удивляет,