Как и любая сенсация, история Лейси устарела и стала не актуальной, уступив новым, более скандальным и нашумевшим, сменявшимся одна за другой. Лейси стала просто Лейси, маргиналкой из квартиры, которую не могла оплатить, с орущим ребёнком в грязных подгузниках на полу.
В 1994-м году никто не вспоминал о Лейси, как и не вспоминали о ребёнке, рождённом от серийного убийцы.
Глава 1. Венки на могиле искусства
7 сентября 2012-го года. Чикаго.
Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.
Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье, —
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде[1]?
Шелест страниц – осенний ветер, колышущий пожухлую листву. Как колода карт, тасуемая в умелых руках, они сложились под плавным хлопком обложки.
Толстый фолиант из собрания редких стихов поэтов со всего мира хлопнул по спине нерадивого студента, отвернувшегося к спинке стула. Он сгорбился так, чтобы преподаватель не заметил его важных переговоров по телефону, не посчитав нужным выйти из кабинета. Трагично воскликнув от удара больше от неожиданности, чем от боли, студент спрятал телефон и, извинившись, потёр испачканной краской рукой пострадавшее плечо.
– А что, по-вашему, истинная красота, дамы и господа? – Оливия Чемберс, преподаватель и по совместительству куратор группы художественного факультета Американской академии искусств, не походила на человека, изнеженного творческой натурой. Она выглядела