Мимо запаха пиццерии на углу,
в её открытом окне торчит итальянец,
опираясь на по локоть голые руки,
словно он нарисован.
Кивнув ему, добавляет: «Холодно».
Дальше, ответив несколько раз
осклабившимся соседям,
мимо китайского ресторана на углу напротив.
Стоя на переходе,
смотрит в перспективу квартала,
где на ярком небе располагается парк,
как чугунный памятник шевелюре Людвига ван
Бе… не опоздать бы в банк.
Теперь канцелярский товар,
здесь побудет;
кончается бумага для пишущей чужой машинки,
характер которой соответствует её хозяину,
им обоим и собственному названью «Грома-колибри».
Надо найти для него открытку,
заодно поздравить кого-то с чем-то.
Ветерок. Газета.
Вспоминает, есть ли хлеб-
соль, что в холодильнике, каковы запасы,
надо когда-нибудь постирать,
когда было метено в последний раз?
Взгляд, зацепившись за итальянца,
живую витрину, снова на парк,
потом под ноги на каких-то сорок-ворон,
что облюбовали клён, живущий у самых окон.
Хочет дышать – гулять – бродить,
но мёрзнут руки, полны покупок.
«Как это можно забыть перчатки в такую
погоду?» – близкий голос матери, которой больше
нет. Не сразу справляется с замком,
входит в дом.
Отрывок из неопубликованной книги
Одним из способов определения хорошей жизни
является то, как мы проводим отпуск.
Поездки в места паломничества туристического,
будь то Кижи или Валаам, где лежат заморённые
инвалиды войны. Мексика с остатками архитектуры
ацтеков-детоубийц. Пусть археолог с антропологом
к такой информации привыкает, это их предмет изученья,
а я не обязана. Или Колизей с эхом рыка звериного
погибавших людей и животных. Смотришь на развалины:
– Если такое с камнями сталось, что-то с нами будет…
Или на могиле Эмили Дикинсон.
Расстояние от дома, где жила почти безвыездно,
показываясь на люди редко, до кладбища,
где похоронена, метров двести. Экскурсоводша сказала,
чтоб повернули у бензоколонки, – и сразу увидим.
То есть, от кровати, на которой засыпала
напротив фотографии отца с усами,
до места, где спят вечно, пять минут хода.
Делит тот мир, как и этот, с прежней компанией:
мама, папа, сестра Лавиния. Локализация опыта.
Присутствие жизни внутри холстинного платья
в маленьком женском теле, и рядом совсем – могила.
Интимность комнаты, безвыходность,
экономия на свечных огарках, писание текстов
на конфетных обёртках, чтоб не просить у отца
на бумагу – это ей неловко, незамужней, старой деве.
Почему