– Откуда ты так хорошо его знаешь? Он служил в Фонде, пытался добиться власти во имя своих целей. Вы там встречались?
– Я его не знаю. И в Фонде я никогда не служил, это лишь чистые догадки. Но зато у меня есть кое-что от бывшего фондовского агента, – я, как мог, улыбался голосом.
– О чем ты?
– Об одной безделице, которую он непонятно для чего взял с собой вчера, – я подошел к углу, куда заранее, как зашел, положил два предмета. Одним из них была обычная толстая тетрадь светло-красного оттенка, я поднял ее. А после я сделал то, что пленница совсем не ожидала. Включил электрический фонарик, который все это время спокойно висел у меня на поясе.
– Эй! У тебя все это время был свет, и ты его не включал? Идиот!..
– Ох, не сердись, я тебе почитаю сказку на ночь, – я улыбнулся своей саркастической улыбкой и навел фонарь на лицо, дабы улыбка, наконец, была замечена.
– Что это у тебя в руках? – она кивнула головой на тетрадь, щурясь от света.
– Дневник Катилины. Он не зря взял его, знал, как все может кончиться.
– Ты не имеешь права читать его. Это же частная собственность.
– Имею. Владелец собственности проигравшего – победитель. Ты не чтишь эскадрольские традиции? Они ведь важнее понятий об имуществе.
Милославская молчала с надменно-отрешенным лицом. Теперь, в тусклом свете, ее лицо можно было подробно рассмотреть… но я не стал и опустил взгляд на тетрадь. Не хватало еще мне смотреть на этого смертника. Пусть ее истинное лицо останется для меня загадкой.
– По нашим традициям и ты теперь моя собственность. Пленник – собственность пленившего. Все еще молчишь?
– Вы же отменили рабство? – заметила она без интереса.
– А ты сейчас не человек, ты предмет, – я довольно оскалился. – Итак, дневник. Катилина писал редко и мало, но некоторая информация до нас должна была дойти, – я весьма небрежно пролистал до середины.
– «Как они мне надоели! Как я от них устал! – пишет