Погружать истомленное тело в голубую, как день,
глубину.
И орел, пресыщенный звездами, совершая заоблачный
путь,
Загляделся на кудри Родопис, на ее лебединую грудь.
И сандалию с ножки чудесной отыскав меж прибрежных
камней,
Близ Мемфиса, в сады фараона полетел он с добычей
своей.
Под ветвями кокосовой пальмы раззолоченный
высился трон,
Где свой суд пред толпой раболепной самовластно
вершил фараон.
И орел над престолом владыки на минуту помедлил,
паря,
И бесценную, легкую ношу уронил на колени царя…
И царицею стала Родопис, и любима была – потому,
Что такой обольстительной ножки не приснилось
еще никому…
Это было на радостном Юге в очарованном мире чудес,
Где купается розовый лотос в синеве отраженных небес.
Каждый вечер, на закате
Солнца гневного пустыни
Оживает и витает
Призрак, видимый доныне.
Призрак Южной Пирамиды,
Дух тревожный, дух опасный,
Вьется с вихрями пустыни
В виде женщины прекрасной.
Это – царственной Родопис
Вьется призрак возмущенный,
Не смирившейся пред смертью,
Не простившей, не прощенной.
Скучно женщине прекрасной,
Полной чарами былого
Спать в холодном саркофаге
Из базальта голубого.
Ведь ее души могучей,
Жажды счастья и познанья
Не сломили б десять жизней,
Не пресытили б желанья.
И душа ее мятется
Над пустынею безгласной
В виде женщины забытой,
Возмущенной и прекрасной.
Энис-эль-Джеллис
В узорчатой башне ютился гарем
Владыки восточной страны,
Где пленницы жили не зная, зачем,
Томились и ждали весны.
Уж солнце склонялось к жемчужной волне,
Повеяло ветром и сном.
Неведомый рыцарь на белом коне
Подъехал и – стал под окном.
Он видел, как птицы, коснувшись окна,
Кружились и прядали вниз.
Он видел – в гареме всех краше одна,
Рабыня Энис-эль-Джеллис.
Уста молодые алели у ней,
Как розы полуденных