Король, узнав впоследствии о местонахождении Луизы, бросил государственные дела и примчался в Шайо, умоляя её вернуться. Однако Луиза осталась непреклонна: она уже знала, что Людовик всерьёз увлёкся молодой красавицей Атенаис де Монтеспан, и прекрасно понимала, что не в состоянии будет противостоять напористой графине, не брезговавшей, по слухам, прибегать даже к чёрным мессам.
И всё же Людовик убедил Луизу не покидать, по крайней мере, светской жизни. Он подарил бывшей любовнице особняк недалеко от Пале-Рояль и первое время даже навещал её. Когда же Атенаис де Монтеспан окончательно овладела всеми его помыслами, Людовик – во искупление вины – пожаловал бывшей фаворитке титул герцогини и обширные поместья Вермандуа, где та и поселилась вместе с младшей дочерью Мари-Анной.
Лишь сполна насладившись величием и покоем замка Вермандуа, Луиза де Лавальер приняла-таки решение постричься в монахини и провести остаток жизни в монастыре Босоногих Кармелиток. Незадолго до полного отречения от мирской жизни она, опасаясь за судьбу «Розы Версаля» (ибо не могла взять камень в монастырь), поместила драгоценный подарок в шкатулку саксонского фарфора с секретом и вместе с другим имуществом, движимым и недвижимым, передала во владение своей дочери – Мари-Анне де Леблан де Лавальер.
«Кто может сравниться с Матильдой моей?..»
Из оперы «Иоланта»
Глава 1
1827 год, Москва
Алексей Фёдорович Полянский сидел за столом, печально созерцая видавшую виды скатерть и чашку с надколотым краем, в которую Глаша налила чаю. Алексей Фёдорович тяжело вздохнул, взял чашку, подул на чай и слегка отхлебнул.
– А что, Глаша, нет ли чего-нибудь к чаю? Ну, не знаю… бубликов хотя бы… – спросил Полянский и виновато посмотрел на прислугу.
Глаша, намеревавшаяся уже ретироваться на кухню, застыла на месте, а затем укорительно и без обиняков начала выговаривать хозяину:
– Вы, Алексей Фёдорович, меня удивляете! Где ж мне их взять, бубликов-то?! Я бы тоже их с удовольствием сейчас покушала, а приходится вон пустой чай хлебать… Да и то спитой уж два раза[5]!
Полянский сконфузился и робко спросил бойкую прислужницу:
– А что, Глаша, в булочной уже в долг не дают?
Глаша хмыкнула.
– Нет, барин, не дают! Приказчик сказал, что покуда весь долг не отдадите – ничаво не получите.
Алексей Фёдорович, отхлебнув чайку ещё разок, задумался: «Какой стыд! Я – бывший артиллерист, поручик, еле-еле свожу концы с концами на жалкую свою военную пенсию… А ведь были времена, когда меня ценили! В том же восемьсот двенадцатом хотя бы… Да-а-а, никому не нужен стал хромой поручик …»
Полянский встал из-за стола.
– Глаша, приготовь-ка мне сюртук, который поприличней… Надеюсь, таковой найдётся?
Глаша задумалась.
– Вот