– Не с нами, – он откашлялся. – Нам просто повезло, что мы перехватили их передачу.
– Тогда с кем?
– Мы не знаем.
– Сообщение дружеское? Враждебное?
– Сынок, мы не знаем. Система шифрования вроде бы та же, но даже в этом мы не уверены. У нас есть лишь местоположение.
– И вы посылаете команду.
Посылаете меня… Прежде люди никогда не долетали до пояса Койпера. Последние роботы отправились туда десятки лет назад. Не то чтобы у нас не было технической возможности – пропало желание. Все, в чем нуждалось человечество, можно найти ближе к дому. Эпоха межпланетных перелетов запнулась на поясе астероидов.
Но теперь что-то затаилось на границе нашей лужайки и взывало к бездне. Может, говорило с другой звездной системы? А может, с чем-то поближе, на подлете.
– Мы не можем игнорировать подобную ситуацию, – заключил отец.
– Как насчет зондов?
– Разумеется. Но мы не можем ждать от них ответа. Экспедиция пойдет по их следам, обновления будет получать по пути.
Он дал мне несколько секунд, чтобы переварить информацию, и продолжил:
– Ты должен понять. По нашим предположениям, Бернс-Колфилд не знает, что мы его засекли. На данный момент это наше единственное преимущество. Мы надо извлечь как можно больше из этой возможности.
Но комета Бернса-Колфилда скрывалась от нас. Ей может не понравиться принудительное знакомство.
– Что, если я откажусь?
Задержка с ответом, кажется, говорила вообще о Марсе.
– Я тебя знаю, сынок. Ты не откажешься.
– А если? Если я лучший кандидат и задача так важна…
Ему не надо было отвечать, а мне не стоило спрашивать. При таких ставках люди, критически важные для миссии, лишаются права выбора. У меня не будет возможности даже с детской мелочностью задержать дыхание и выйти из песочницы: воля к сопротивлению – дело столь же механическое, как и необходимость дышать. С подходящими нейрохимическими отмычками можно подавить и то и другое.
– Это вы разорвали мой контракт с институтом, – сообразил я.
– Это самое малое из того, что мы сделали. Какое-то время говорил лишь разделяющий нас вакуум.
– Если бы я мог вернуться в прошлое и исправить то… что сделало тебя таким… – признался отец, сделав паузу, – я бы так и сделал. Не раздумывая.
– Ага.
– Мне пора. Просто не хотел держать тебя в неведении.
– Спасибо.
– Я люблю тебя, сынок.
«Где ты? Домой-то успеешь вернуться?»
– Спасибо, – повторил я. – Приятно слышать.
Вот чего мой отец изменить не мог. Того, кто я есть.
Я – мост между передним краем технологии и неподвижным центром, я стою между волшебником Изумрудного города и фокусником из Канзаса, который спрятался за занавесом. Я и есть этот занавес.
Такие, как я, появились давно. Наши корни у истоков цивилизации, но мои предшественники исполняли иную, менее почетную роль. Они лишь смазывали колеса общественной стабильности: подслащали горькие истины, ради политических