– Эй! Вставай! Ты чего днём спишь? – услышал он голос, ещё не поняв, кто его беспокоит.
Перед ним стоял Якутин. Сознание реальности медленно возвращалось к Брызгалову. Он и сам не понимал, почему оказался спящим. Что сейчас: день, ночь, вечер? Почему он дома и Якутин у него дома?
В памяти у него почему-то засела рыбалка и встреча с рыбинспекторами. Или, может, это ему снилось?
– Почему я не должен спать? – наконец, спросил он.
– Ха-ха-ха! – расхохотался Якутин, – А мы с Галичем беспокоимся, не растворился ли ты случайно в дожде.
Только сейчас в сознании Брызгалова стали всплывать подробности грозы, его самоотверженного труда и возвращения домой.
– Со мной всё в порядке, промок, сушусь.
– Я вижу, что промок. Одевай тапки и бегом ко мне. Жена приглашает на чай. А потом пойдёшь, навестишь Тайбольских девок, а ещё позже будешь спать. Пойдём, пойдём, – видя, что Брызгалов замешкался, повторил Якутин.
– Мне не в чем идти. Я пришёл насквозь мокрый.
– Ты одет прилично: майка и спортивные штаны. Так и иди, там все свои. Я буду тебя лечить.
Виктор быстро натянул прямо на майку вязанку, и друзья переместились в соседний подъезд.
Галич, по сравнению с основной массой работников, считался стариком. Не таким стариком, как это принято в обиходе, но возраст его сильно отличался. Поэтому, когда решали, кого поставить во главе предприятия, выбор пал на него, как наиболее опытного, рассудительного, дисциплинированного, имеющего высшее образование, которым в то время могли похвастаться немногие. Он привык летать. Любил свою работу, как любят её все пилоты.
С того времени, как он стал руководителем, о полётах Галич стал только мечтать. Окунувшись с головой в массу всяких проблем, он никак не мог из них выбраться. Чем больше барахтался, тем больше утопал в «текучке». Стройки, снабжение, завоз топлива, подбор штатов – всё это и многое другое заставляли ежедневно думать, решать, пробивать, укомплектовывать. Семью он видел вечером, когда ложился спать. Жена всячески старалась его оберегать от сверхплановой работы, встреч с друзьями, но это мало помогало.
В свои сорок лет он выглядел перед подчинёнными руководителем с большим возрастом и стажем. Его побаивались, но и уважали. Он вырос не из тех начальников, которые любят повышать голос при разговоре с подчинёнными. Галич мог выслушать любого «работягу», будь то грузчик или дворник. Он, когда обращались к нему, внимательно разбирался в проблемах, не сваливая эту работу на замполита или своих замов. Галич слушал доводы оппонента, объяснял и, если надо, уговаривал, но не кричал и не выпроваживал из кабинета.
В душе он, конечно, как любой человек, расстраивался, нервничал, но не показывал это собеседнику. Эта его особенность и подрывала постепенно здоровье. Нина Петровна, его жена, будучи медиком, на дому замеряла давление, пульс и видела, что со здоровьем не всё в порядке. Она всячески старалась ему обеспечить комфортные условия хотя бы в домашних