даль. Я почувствовал, что иду к ней. Ее глаза по мере сближения
становились все больше, темнее, глубиннее; я стал погружать-
ся и видел, все больше изумляясь, что она погружается вместе
со мной в эту пьянящую, чудесную, зачарованную глубину про-
зрений. И там, в изумрудной глубине, где лежат влюбленности,
словно обломки затонувших кораблей, мы встретились. Но по-
чему глубина изумрудная? Отчего легко дышится? Я увидел
рядом, совсем близко, будто смотрел в зеркало и видел себя,
ее сияющие глаза и понял, мы были на высоте; но ведь высота
принадлежит чувствам, здесь они парят, тут их гнезда, здесь их
вольный ветер! Как нас сюда занесло? Я чувствую ее, она рядом,
или во мне?
Я встряхнул головой, отгоняя видения, и увидел снова ее гла-
за, они смотрели спокойно и ясно; как странно, она вела себя
так, словно вынырнула вместе со мной и, поднявшись на повер-
хность, огляделась. Мне захотелось выпить.
– Выпьем! – сказала она и показала на полный фужер.
Мы выпили.
– Мы с Вами едины, даже в теме прозрений, не говоря о теме
очарований; странное единодушие!
– Ничего удивительного! – сказала она с легкой улыбкой,
не сводя с меня синих глаз. – Мы сблизились настолько, что
смешались в бесконечной пропорции, как вода и спирт. Кто так
говорил из великих?
– Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм по про-
звищу «Парацельс».
– Выпьем за это!
Мы дружно выпили.
– Но разочарования я преодолела, как болезнь роста, и снова
восхищена Вами! – сказала она и нежная улыбка тронула ее чу-
десные губы. – Мы давно уже стали единым организмом, одним
целым, в котором даже на рентгене видно, что это один харак-
тер, одна кровь, и один вкусный, пахучий, живительный сок…
– Мне тоже кажется, я снова в Вас влюблен! А может, не пере-
ставал любить! – пробормотал я, качая головой и веря ей, как
себе.
Я вызвал такси, и мы поехали с моей воображаемой собесед-
ницей домой. Но с кем я ехал? С моими печалями, моей влюблен-
ностью, моим одиночеством?..
Дверь
из всех дверей в этой большой роскошной квартире, застав-
ленной тяжелой громоздкой мебелью, увешанной картина-
ми, украшенной сувенирами и безделушками, в которой, каза-
лось, все дышало счастьем и благополучием, только небольшая
дверь в туалет чувствовала себя несчастной и обделенной.
– Надо же! – вздыхала она, – родиться туалетной дверью!
За что мне этот рок, за какие грехи моих предков это мне наказа-
ние? Или злая звезда надо мной?!
В самом деле. Если подойти близко к ее генеалогическому де-
реву и внимательно оглядеть его до самых корней,