Пахло морем и сырым деревом. День стоял ветреный, солнце укрылось за серыми тяжелыми облаками. Венецианская галера была все ближе к Константинополю – по крайней мере так говорили моряки. Семен Бельский, перегнувшись через борт, тяжело изрыгал в воду утреннюю трапезу. Рядом прошедший моряк невозмутимо выплеснул туда же помои из ведра и зашагал обратно, насвистывая что-то веселое. Сплюнув горькую слюну, Семен утер рот и снова вымученно поглядел вдаль, с нетерпением ожидая, когда же из зеленоватого бескрайнего моря появится легендарный Константинополь и он узрит золотой купол великой Софии, венчающий город, о коем рассказывали родители и наставники. Но пока лишь море уходило за горизонт, а над ним все так же висела туманная пустота…
Через многое пришлось пройти Семену Бельскому, прежде чем он оказался на этом судне.
Тогда, еще полтора года назад, когда он был арестован по приказу Сигизмунда и отбывал наказание в Вильно, он понял, что в Литве оставаться не намерен. Его обвинили в шпионаже и решении снова отъехать в Москву, но Семен прекрасно понимал, что все это из-за плачевных результатов войны, развязанной отчасти из-за его призывов. Заключение его походило скорее на домашний арест, так как в камере были кровать, стол, узника хорошо кормили, и тюремщик выносил ведро больше трех раз в день. Однако самолюбие князя было уязвлено.
В январе следующего года он был вызван на заседание господарской рады, где произнес пламенные речи, лживые и покаянные, лестные и призывающие к дальнейшей борьбе – все это произвело неимоверное впечатление на многих сидевших в том зале, и, конечно, после этого Семен был прощен. Он тут же вернулся в возвращенные ему имения, где стал вынашивать план отъезда к всемогущему турецкому султану…
Наконец, весной собрался в Краков к королю. В ночь перед отъездом решил развлечься… Молодая служанка, как только князь слез с нее, прикрывшись простыней, пугливо глядела на хозяина, на его широкую спину, пока он, голый, пропитанный потом, отвернувшись, жадно хлебал из кувшина вино. Отставив чашу, он, качнувшись, икнул и сказал злобно:
– Пошла вон!
И как только девка исчезла, упал на перину, забывшись мертвецким сном. Утром было несказанно плохо, и князь корил себя за тот «лишний» кувшин. Благо прохладный ветер в дороге отрезвил его.
– Молю об одном – дайте мне благословление на путь в Святую землю! – говорил он, склонившись