Бельский был счастлив – наконец он мог почувствовать себя важной персоной, принимая участие в управлении государством. А ежели Елена и Телепнев будут побеждены? Он станет родоначальником новой ветви рязанских князей и с помощью литовцев разгромит Крым и Казань, а после… Мечтая, он не осознавал, что является лишь подданным польско-литовского короля, считал себя здесь скорее почетным гостем, но это было далеко не так!
По дороге попадаются остатки костров, сломанные телеги, какой-то мусор и свежие могилы. Вот у дороги лежат останки коровы, изъеденные птицами и животными. И стаи гаркающих ворон все чаще появляются в небе…
Он опоздал. Вместо покорно сдающегося города увидел пепелище и последствия резни. Литовский лагерь стоял неподалеку от Стародуба, ибо город, один из старейших на Руси, выгорел полностью. Страшно зияя чернотой, стояли обугленные городские стены. Вот куда спешили эти стаи вечно гомонящих птиц! Пахло гарью и тленом – город взяли два дня назад, и стояла нестерпимая летняя жара. Семен с застывшим побледневшим ликом остановил свой отряд, медленно сошел с коня и, гремя доспехами, вошел в город. За ним никто не последовал.
Отдельные группы литвинов и шляхты грабили там, куда не добрался огонь. Всюду лежали тела, обгоревшие возле обрушенных хором. Церковь превратилась в груду угля, и за ней, словно чудом убереженная, была часть города, не тронутая пламенем, и убитые лежали здесь, не уничтоженные огнем, но уже вздувшиеся и потемневшие. Мухи утробно жужжали над телами. На голове лежавшего вниз лицом мужика сидела ворона и дергала за уши, пытаясь, видимо, добраться до мертвых глаз. Поодаль с задранным подолом, бесстыдно и безвольно раскинув полные ноги, лежала убитая девушка. Трупы были всюду – старики, женщины, дети, мужчины, ратники. Остался ли еще хоть кто-нибудь, или гетманы уничтожили город полностью?
Он зачем-то вошел в дом, возле которого группа литвинов, одетых в безрукавные меховые тулупы, громко бранясь меж собой, делила какую-то утварь. В сенях почувствовал тленную вонь и услышал громкое жужжание мух. Зайдя, увидел тут же зарубленную старуху. Она лежала на спине, раскинув руки и отвернув голову, возле которой по кривому полу стекала к стене засохшая черная лужа крови. Тут же валялись разбитые кувшины и чарки, какое-то тряпье. Дверь в горницу выломана, и там весь пол был завален какой-то рухлядью. Погреб был открыт, стол и лавки перевернуты. Семен молча оглядывал