После этого их снова затолкали в машину. Отвезли недалеко, по асфальту. Вытряхнули, спустили по ступенькам и развели по разным помещениям. Как по камерам. Руки вновь заковали сзади, так, чтобы посильнее болели в суставах. Ноги перетянули стяжками. И оставили лежать на холодном бетонном полу.
Так прошло ещё несколько часов. Время висело, как бревно на ногах у поднятого на дыбу. То, что оно существовало, проявлялось лишь в нечастых звуках снаружи.
Кого-то протащили по коридору, тот невнятно мычал. Что же за место такое? Про Половинкино говорили так, будто там их тюрьма, «Айдара». А здесь? Изолятор временного содержания? Что-то вроде частной тюрьмы этого урода? Вряд ли. У нацбатов, конечно, та ещё махновщина, но чтобы собственную тюрьму содержать…
Хотя, что он знает о тюрьмах нацистских батальонов? Вот Голощёкин, прежний корреспондент, тот да, реально успел тут многое узнать, понять, успел во многое вникнуть. Может, вернут парня сюда, когда его, Молчанова, больше не станет…
Интересно, чем-нибудь наградят посмертно? Как этих, ребят с ТВ. Вообще-то телевизионщики воспринимаются с куда большим пиететом, нежели они, простые агентские журналисты, фактически неизвестные широкой публике. Хотя именно их сообщения зачитывают телевизионные дикторы в новостях. Может, медаль какую? Нет, не для себя. Ему-то будет всё равно. Для семьи. Для Маришки и Павла. Льготы не льготы, но хоть какое участие со стороны государства… На худой конец похоронят за счёт агентства, сколько-то деньжат подкинут. Должны ведь?
По-любому, уйти нужно достойно. Никакого сотрудничества. А если будут болью терзать, как обещал этот подонок с хвостиком? Сломают? Заранее не скажешь. А значит, надо извернуться, что-то придумать, чтобы убили сразу. Упросить, например, чтобы руки развязали. Да накинуться на их главного. Может, тогда пристрелят? Или оскорблять его, выводить из себя, чтобы тот приказал расстрелять наглого пленника? Думай, голова, думай! Не обращай внимания на боль. Пусть она, боль эта проклятая, мобилизует, а не отупляет…
Глухо раздались два выстрела. Кто-то закричал. Господи, уж не писателей ли моих казнят? Нет, вряд ли. Нужны мы.
Кого-то ещё за дверью проволокли…
«Хвостатый», когда Александра наконец привели к нему, первым делом самодовольно поинтересовался:
– Слышал выстрелы?
Александр подтвердил кивком головы.
– Террорист. Отказывался говорить, вообще сотрудничать не хотел. Надеюсь, ты окажешься умнее, Молчанов.
Если ты, дурашка, думал этим испугать, то, наоборот, – дал надежду. Только бы руки развязали!
Нет,