– А сколько вам лет…
– Чего ты его на «вы» называешь? – грубо оборвал Иванов. – Он хотя и старшина, но такой же «карась», как и ты.
– Да, действительно, – поддержал Олег, сидевший рядом.
Валера смутился, улыбнулся неловко, виновато поглядел на товарищей, словно извинялся за свою оплошность.
– Мне двадцать один год.
Это их не затронуло, ребята продолжали молча срезать кожуру, отправляя очищенный картофель в бадью.
Королев надолго задумался, вдруг лицо его осветилось, словно вспомнил о чем-то приятном.
– Да ничего-о… Уже фигня осталась… Через три месяца молоды-ых пригонят… – протянул мягким голоском. – Ой… – от счастья закатил глаза, – просто не верится, что возможно такое… – посмотрел по сторонам с видом довольного человека.
– Ну, уж тогда я да-ам… Тогда я отыгра-аюсь… – злобствуя, продолжил Иванов, готовый мстить всем за свои унижение. – Даром, что ли, я мучился? Даром, что ли, я за всеми вылизывал?! Я – не Петров, который на весь срок службы останется в «карасях»!
Петров собрался было ответить, но наткнулся на непримиримый взгляд Иванова, вновь уронил на грудь тяжелую лобастую голову.
– Ты собираешься что-то еще и говорить?! – взревел Иванов. – Правды захотел?! Вот твоя правда, живи как собака!..
Все притихли, опустили глаза. Мирков понял, что Петров находится в опале, вызывая общее презрение. Но больше всех поразил Иванов, который утверждал свое право на старшинство в этом маленьком кружке, и оно, как видел, было не заработано им, а присвоено с помощью мощной глотки. Картошка была очищена, бадью подняли наверх в камбуз. Миркову казалось, что и эта картошка, и тяжелые бачки его совсем не касаются, что все зависит только от него самого, а он сумеет постоять за себя. Главное, что то, о чем когда-то мечтал, теперь было буквально под ногами: море, палуба, качающаяся под ногами.
После вечерней поверки Саша хотел остаться с другими на палубе, но потом решил готовиться к отбою. За спиной слышал недовольный ропот, ловил недобрые взгляды матросов, которых удивляла наглость новичка, повинного в том, что позволял себе роскошь держаться вольно.
С роспуском строя тут же исчезли матросы его призыва, старшие остались, не спеша, курили сигареты, обменивались впечатлениями о новичке, отметили удивившие всех выдержку и независимость. Это посчитали личным оскорблением, так как сами, пройдя суровую школу, являлись приверженцами диких корабельных порядков.
– Ты смотри, Шифра какой гордый… – возмутился один из них, тем самым выразив общее мнение. – Даже никуда и не спешит… То ли не понимает законов, то ли слишком забурелый?.. Жмайло, – обратился он к матросу из другой группы, стоявшей напротив. Никто из этой группы не имел права запросто подойти к «годкам». Жмайло тут же оставил товарищей и покорно приблизился, льстиво заулыбался.
– Что, Петя?
– Ты видел, как