Он посмотрел на нее каким-то странно виноватым взглядом, будто просил прощения за свою слабость, за то, что не смог выбросить ее из сердца. А у нее к глазам подступили слезы и стало трудно дышать.
– Я был уверен, что больше никогда не встречу тебя. Да и не к чему это. У тебя ведь своя жизнь. Мало ли что могло произойти на курорте во время летнего отдыха! Наверняка ты уже все забыла. Но на прошлой неделе вдруг увидел тебя в новостях по телевизору. Что-то говорили про совместный проект с русскими, про инвестиции. Я ничего не понял, только то, что ты – здесь, в Барселоне. Меня как электрическим током ударило! Нашел твою фирму и несколько дней дежурил возле входа, поджидая тебя, а потом ездил за тобой по городу на мотоцикле. Ты меня так и не заметила.
– Почему, Мигель?.. – не спросила – прошептала Марина.
– Потому что я тебя люблю. Вот такая дурацкая история получилась.
Он опустил глаза и поболтал ложечкой в кофейной чашке. Тень от густых черных ресниц легла на скулы. Марина не могла пить кофе. Она кусала губы, чтобы не всхлипнуть и не разреветься в голос.
– Эй, керида, – вдруг забеспокоился Мигель, хватая салфетку и осторожно вытирая текущие по ее лицу слезы, – не плачь, а то хозяин кафе решит, что у него плохой кофе и расстроится.
– Но ведь так не бывает, Мигель, просто не бывает…
– Да, бывает хуже: хозяин кафе может просто застрелиться от расстройства.
И улыбнулся той самой белозубой, лучезарной улыбкой, от которой на душе стало так радостно и светло, что Марина тоже улыбнулась сквозь слезы и положила ладонь на его руку:
– Пойдем, Мигель.
– Куда?
– Домой. Не будем же мы, как неприкаянные, болтаться по улицам?
Мотоцикл он так и оставил у дверей кафе, и всю дорогу до дома шел на шаг позади нее и молчал, словно давая ей возможность передумать, изменить свое решение. Руки ее слегка дрожали, поэтому ключ не сразу попал в замочную скважину. Вошли в квартиру и замерли в коридоре напротив друг друга. На стене над зеркалом оглушающе громко тикали часы.
– Да положи ты свой шлем, – прошептала Марина, – что ты в него вцепился? – и ткнулась лицом ему в грудь.
Шлем с грохотом упал на пол и покатился. И руки, непривычно робкие, обняли, прижали. А теплые губы шептали в макушку, как заклинанье: «те кьеро», «керида». Она забралась руками ему под куртку, под футболку и с каким-то исступлением не обняла, а вжалась в него, словно пыталась просочиться сквозь стенку грудной клетки туда, где билось, пульсировало в сумасшедшем ритме его сердце.
– Господи, я же чуть не умерла без тебя…
– Маленькая моя, нинья, ты снилась мне каждую ночь…
Он нежно, бережно поднял ее