В этом году снега не ждали. Деревья не успели облететь, ветрогона не было. Ветки гнутся к земле под тяжестью снежных шапок на листьях. Сыро, промозгло. Снег идет и идет, вторые сутки подряд. Говорят, многие деревья сломаются, погибнут. Ощущение полной беспомощности: жалеть – жалеешь, а спасти не можешь, нечем помочь, не будешь же соскабливать лед с листвы каждого дерева.
Еду на троллейбусе до Зареки – бесцельно бродить по размытым, чавкающим грязью дорожкам меж деревянных домов, словно бегу из скандинавского чистенького и уютного городка на окраину Руси, в есенинское прошлое. Перешагиваю через трухлявые поваленные стволы берез, заплетаю в косы ветки плакучих ив над рекой, которая давно никуда не течет и напоминает болото.
– Это не наша, это зарецкая грязь! Что ты забыла в этом убогом районе? – поморщилась мама, разглядывая мои ботинки. Не успела их вымыть перед ее возвращением с работы.
– Там опасно, самый криминальный район города! – поддержал ее папа.
– Не опаснее нашего.
Чуть не крикнула снова: «Забыли Хирурга?»
Но они и так все поняли, замолчали и прекратили расспросы и убеждения.
Зарека – корни нашего города. Старые дома, сохранившиеся или перестроенные со времен петровской слободы вокруг пушечно-литейного завода. Наш город вырос из этого неказистого поселка, и теперь мы все живем в новых многоквартирных домах, а зарецкие – в историческом прошлом. У нас одинаковые окна: не отличить ни днем, ни в сумерках, когда светятся, а у них – на каждом окне резные наличники и ставни с поэтичными узорами разного цвета и формы. Там часто отключают свет, и в окнах зажигаются свечи.
Я езжу на Зареку тайком, с тех пор как увидела его в июне. Тополиный пух кружился в солнечных лучах, как снег. Он танцевал у калитки, изображая лунную походку. Загорелый, в обтягивающих джинсах, голый по пояс. Гибкий, как канатоходец. Почувствовал мой взгляд, поднял голову и улыбнулся. Черные глаза – ожог!
Таким я представляла себе цыгана Лойко Максима Горького.
Учительница по литературе призывала меня любить Гоголя. Но я его ненавижу! «Шинель» – бесконечная цепь постыдных унижений. Половая тряпка, а не шинель. Персонажи «Мертвых душ» вообще паноптикум какой-то – один другого уродливее. Русью-Тройкой правит нерусский, потому что русский человек – созерцатель, он на печи лежит, думает, а не суетится, скупая чужие мертвые души. А вот Горьким я зачитывалась, его герои стали пределом всех моих мечтаний. Кто-то скажет: романтические персонажи нежизненны и банальны, но зато как они красивы! Они – герои, а не маленькие жалкие людишки!
И тогда, в июне, под тополиным пухом, похожим на снег, я увидела живое воплощение своих грез.
Снег кружится за окнами троллейбуса. Сейчас на остановке разъедутся двери, он вбежит по ступенькам, увидит меня – и улыбнется, как тогда. И будет таять