И когда все это выплыло наружу, разумеется, по команде из Москвы начались аресты. Заработала карательная машина правосудия. Пошли судебные процессы. Машина работала исправно и бесперебойно. Мелким сошкам, вроде бригадиров и другой мелочи, отмеривали от трех до пяти, крупным – от восьми до пятнадцати, а нескольким из них – расстрел. Люди в основном жалели осужденных. Народ же у нас сердобольный. Больше обсуждали их палачей, спорили, кому из них, сколько перепало от конфискованного. Поделились ли с местными правоохранителями Гдлян и Иванов —главные экспроприаторы, присланные из Москвы, или все забрали собой в столицу СССР. Какую часть оставили для себя, и какую часть отдали государству.
В этих бесконечных спорах то утихающих на некоторые время, то опять вспыхивающих, с началом очередного процесса люди склонялись к тому, что большая часть экспроприированного все-таки ушла в Москву. Но были и злорадствующие —так им и надо этим ворюгам. Мало им этого, расстреливать надо таких. Как при Сталине – говорили они уверенно и безапелляционно.
О чем ты говоришь? Что они тебя плохого сделали? Нормальные были люди, —заступались за них другие. Даже в бригаде у них мнения разделялись, как и везде.
Молодой энергичный каменщик Гани, выступал, яростно обличая арестованных:
– Так им и надо этим хапугам! Все они воры и подлецы. Что они хорошего сделали для народа? Только для себя, для своих жен и для своих детей.
– Правильно говоришь Гани! А еще и для любовниц. У каждого из них, подонков, было не по одной, —поддержал Гани его друг и напарник Ариф.
– Тебе лично или ему —Арифу, что они плохого сделали? —заступался за них плотник Исмаил-ака, – мужчина лет пятидесяти плотный, коренастый, с огромными мозолистыми лапищами.
– Вообще-то ничего не сделали. А что? Что они могут сделать лично мне? Я их не знаю.
– Тогда зачем напраслину на людей возводишь? Тем более если ты их знать не знаешь. А я вот знаю некоторые из них. Есть среди них хорошие люди и немало таких. Вот, например, Мавлян-ака Раимов. Что он плохого сделал? Всю жизнь работал как вол, никому плохого никогда не делал, только хорошее. Сам из того колхоза, где он председательствовал, родня вся моя там до сих пор живет. Я сам жил в этом колхозе до тридцати шести лет, пока квартиру в городе не дали. И вот что я тебе скажу: в колхозе том живут более шести тысяч человек, и ни один человек из этих шести тысяч не скажет ни одно плохого слова про Раимова. Даже сейчас, когда его посадили. Все знают, сколько хорошего он сделал для колхоза и для колхозников. Больше двадцати лет он там работал. Из самого отсталого вывел в передовики.
– Я помню, когда он пришел председательствовать в наш колхоз. Тогда я был молодым парнем, мальчишкой. Было это в середине шестидесятых годов. Колхоз был самым отстающим из отстающих.