– Попозже догоню.
– Хочешь, пожду?
– Не-а.
– Прости?
Я закатываю глаза.
– Говорю, не надо! Купите мне две булы с сосисами.
– Сам как була с сосисой.
– Ха-ха. Какая оригинальная шутка.
– Шута. – Валентин лыбится, пока не замечает мой скепсис. – Дела необычайной важности?
– И чрезвычайной секретности. – Я достаю толстый, формата А4, пакет документов. Сверху чернеет адрес Вероники Игоревны, а пониже расположилось название фирмы «Башня» с соответствующим логотипом: средневековой дурындой из необработанных камней. – Какой-то мужик просил передать у гимназии.
– Сын мой, он там с семи утра стоял.
– И чё никто не помог ему? – хмурюсь я.
Валентин театрально задумывается.
– Не хотели, не видели смысла, наши родители учили нас не разговаривать с незнакомцами.
– Твой дедушка – особенно.
Валентин открывает рот, но понимает, что попал впросак. К нам подходят Олеся и Коваль. Олеся пробегает пухлыми пальчиками по руке Валентина и тянет его к выходу. Коваль вставляет наушники.
– Смотри-ка, подловил. – Валентин хмыкает. – Ладно, мне было откровенно влом. И мужичок мерзотный.
Коваль двигает тазом вперёд-назад, будто, кх-м, сношается с Олесей.
– Можно узнать, чем ты занимаешься? – со вздохом спрашивает она.
Коваль невозмутимо отвечает «Трахаюс-с» и продолжает двигать тазом.
– Давай ты найдёшь для этого собственную девушку, – предлагает Валентин и тянет Олесю к себе, подальше от Коваля.
Коваль стонет и с обиженным видом включает громче музыку в ушах.
– Мобыть, и найду.
– В столовой попробуй. Путь к сердцу женщины лежит через кофе.
– Моя твоя не слышать.
Я ещё улыбаюсь шуточной ссоре, но внутри разливается жалость – к невезучему мужику и к Веронике Игоревне, которой никто не передал документы.
– Блин, я не понимаю этого. Ходить в церковь – можем. Петь на старославянском – можем. Носить кресты, вешать иконы, давать милостыню, жертвовать на приюты бездомных, подбирать замёрзших котят – да, можем! Но едва нас просит о помощи человек, мы чешем мимо. Логика, ау?
Олеся зевает. Коваль с непонимающим видом вынимает один наушник.
– Ну, начал архиерействовать. – Валентин тычет меня кулаком в плечо, но чересчур сильно, будто не прощается добродушным жестом, а злится. – Две булы с сосисами. Отправлю посылой.
«Три Ко» уходят. Я тру место удара, закидываю в рюкзак тетрадку и направляюсь к Веронике Игоревне.
Она оперлась виском на руку и смотрит в окно – на кладбище, засыпанное снегом. Рыжие волосы засалились и неряшливо, прядями закрывают глаза. Вся Вероника Игоревна выглядит неряшливо – как и ее мятая юбка, как белая рубашка с закатанными рукавами, рубашка с желтизной на воротнике, рубашка, которую давно не стирали и не гладили.
Я ловлю себя на мысли, что с этой соскальзывающей