Я могу долго и муторно рассказывать об Анмаре, его диких традициях, жестоких догматических законах. О мире, где царит абсолютный патриархат, и власть мужчин является неоспоримой и первостепенной, а примитивное мышление не изменилось с тех пор, как дальний родственник, великий шейх Мохаммед, верхом на верблюде воевал с соседними странами за новые территории. Мы обрели независимость не так давно, какие-то семьдесят лет назад. Разбогатели на добыче алмазов и других драгоценных камней, которые наша земля хранила в избытке. В то время, как наши соседи специализировались на черном золоте, мы добывали камни, сверкающие и безумно дорогие. Мои влиятельные родственники научились делать бизнес на алмазах не сразу, и свой расцвет Анмар получил лет пятьдесят назад. За годы, прошедшие со дня независимости и объявления Анмара самостоятельным королевством, анмарцы выстроили города и дороги, разбогатели, получили образование и доступ в самые богатые страны мира, но в головах коренных жителей Анмара на самом деле мало что изменилось.
Не скажу, что сам чем-то отличаюсь от моего отца, моих братьев, которых ненавижу всем сердцем, но я точно могу сказать, что не являюсь абсолютным патриотом своей страны, который слепо следует традициям и правилам тоталитарного государства, закрывая глаза на царящий там беспредел и устаревшие законодательные нормы. Возможно, причиной тому является влияние моей матери, которая успела вложить в мою голову свои представления о морали, ценностях, отношениях между людьми и жизни в целом. Отец не знал, какие долгие вечерние разговоры вела со мной мать, пытаясь не дать мне вырасти таким же как он и мои братья, воспитанные женами шейха. Мою мать звали Амели Блейк, англичанка, которая родилась и выросла в Лондоне. Там же училась. Католичка, презирающая ислам всем сердцем. Нет, она не говорила мне об этом открыто, но я просто знал, видел на ее лице едва сдерживаемую ярость, когда отец начинал цитировать при ней строки из Корана. Моя мать ненавидела не только религию страны, в которую ее привезли силой, но и моего отца. Его, думаю, больше всех. Ее ненависть к нему оказалась сильнее, чем любовь ко мне. Арабская женщина никогда бы не оставила своего ребенка, потому что ее не устраивают отношениях с его отцом. Даже спустя много лет, я не смог ей простить этого выбора. Она же знала, не могла не знать, что меня ждет в доме шейха под опекой его первой жены. Меня – сына наложницы, ублюдка, которого признал правитель, потому что слишком любил проводить ночи с белокожей шармутой (так называла ее Нора, первая жена моего отца, хотя это было неправдой), которую содержал в отдельном доме и посещал чаще, чем своих официальных трех жен и целую виллу наложниц. Они все ненавидели меня, не забывая при каждом