Именно в это время суток и катил по рельсам на доверенном ему трамвае Петров по маршруту номер три, то есть против часовой стрелки, по направлению, ненавистному всему живому в природе, а Петрову в особенности. И именно Петрову суждено было стать первым участником события, перевернувшего город, хотя сам Петров так и не понял этого до самого конца нашего рассказа.
Находясь на пике отрицательных эмоций (это когда человек начинает вслух говорить то, о чем думает) и проезжая в ноль-ноль часов тридцать минут одну из остановок последнего круга, Петров вдруг увидел, что небо над его вагоном вспыхнуло и озарилось малиновым светом. Затем где-то впереди раздался глухой удар, и в воздухе повис удушливый запах настоя валерианы. В ту же секунду сработал известный нам «тормоз», и единое событие распалось в сознании Петрова на три несоединимых.
«Вот это искра. Е…! Так могут и контакты прогореть.» – подумал Петров по поводу вспышки света.
«Вот это удар. Е…! Ну строят. Б…! Кажись, рухнуло чего-то там или упало куда-то?» – подумал Петров по поводу удара.
«Б…! Вот это вонь. Какая…?» – подумал Петров по поводу запаха и, выглянув в вагон, обнаружил мирно спящего пассажира, который, скорее всего, даже не подозревал, что он в данный момент находится в трамвае.
– Эй! – открыл рот Петров, чтобы направить в спящего человека разящий акустический удар, как вдруг почувствовал, что волна тепла пробежала по спине, расширила сердце, вползла в ноздри и обволокла уши и все, находящееся между ними. Петров схватился за рукояти, зорко высматривая, нет ли кого на пути, снизил скорость до положенной, сверился по графику, остановил трамвай на остановке и неожиданно громко сказал в микрофон:
– Уважаемые пассажиры! Наш вагон идет в депо. Следующая остановка – «Улица Водопьянова» – названа в честь Героя Советского Союза полярного летчика Водопьянова. Не забывайте свои вещи. Осторожно, двери закрываются. Спасибо за внимание.
Важно пояснить, что Герой Советского Союза полярный летчик Водопьянов никогда не жил в городе, так же, как и десятки других в той или иной степени достойных людей, чьими фамилиями именовались его переулки. Наречение именно этим именем одной из неприметных улиц диктовалось воспитательными задачами, скрытой склонностью горожан к героизму и особой музыкой данного слова.
Впрочем, обдумать все это Петров не имел никакой возможности, так как произнесенные слова навеяли на него ужас, а теплота, окатившая его, грозила утоплением и, кажется, уже текла и из глаз, и из ушей, переполнила вагон и выливалась на улицу изо всех щелей. Откуда-то в памяти Петрова появился маленький двухлетний мальчик, оставленный им вместе с нелюбимой женой на окраине враждебного пространства, и лицо собственной престарелой матери, которую