Выслушав историю, я улыбнулся. «Если Михалыч шутит, то – это к лучшему!»
VII
Солнце бесчинствовало, выжигая на Земле все живое. Листва на деревьях пожухла и выглядела бумажной, некогда сочные клумбы напоминали декорации для фильмов-ужасов. Ночи не приносили облегчения: расплавленным воском духота заливала глотку, жар от раскаленных за день стен выжимал из тела остатки влаги. Засыпать удавалось под утро, когда мимолетная свежесть проникала в распахнутые окна. Я давно собирался купить кондиционер, но все было недосуг – то одно, то другое. Вздремнув пару часов, заставлял себя подняться. Долго стоял под прохладным душем, надеясь смыть дремотную вялость. Просушив волосы под струями вентилятора, завтракал. Чашка кофе и выкуренная сигарета с трудом возвращали меня к жизни. До офиса я ходил пешком, благо он находился в двух шагах от дома. На тротуаре тут и там валялись мертвые стрижи. Даже привыкшие к огромным перегрузкам птицы, способные круглосуточно гоняться за мошкарой, не выдерживали и срывались с неба. Стоит ли говорить о людях, особенно, о гипертониках и стариках? Никакой войны не надо! Что это: естественный отбор или сбой программы в Небесной канцелярии?
Офис встретил меня болезненной тишиной. Сотрудники здоровались и опускали глаза. Не понимая, в чем дело, я заглянул в кабинет. За столом сидел Михалыч. Крепко сжав голову ладонями, он словно и не заметил моего появления, даже не шелохнулся; я потряс его за плечо. Финансовый директор поднял на меня пустые, покрасневшие, слегка опухшие глаза. «Тоже не спал!» – решил я и собрался просмотреть документацию.
– Витка умерла. Захрипела во сне и умерла… – выдавил он и снова погрузился в себя.
От страшной новости я опешил. Чужое горе окатило меня ледяной волной. Я стоял, не зная, что предпринять, как успокоить того, чья беда несоизмерима с моими переживаниями. Витка недавно отметила тридцатилетие. Веселая и жизнерадостная, она никогда не жаловалась на здоровье, растила сына и обожала покладистого, непьющего мужа. Михалыч не понимал, как дальше можно жить без неё. Жить, не испытывая страданий, терзавших его в эти мгновения. Мне казалось, он чувствовал, что не справится с тьмой, заволакивающей разум; внушал себе, что песня его спета. «Все воздастся! – невольно вспомнил Михалыч слова батюшки и мысленно добавил: – И все отнимется!»
– Где она? – спросил я чужим голосом.
Подбородок Михалыча дрогнул и затрясся. Я услышал, как приятель всхлипнул, но тут же взял себя в руки.
– В морге. Скорая увезла. Сашку отправил к теще. Хотя и там сейчас – шок и слезы. Но я… – Он осекся, словно решил оправдаться, и не нашел подходящих слов. Их не надо было искать. Невооруженным