Виктория Марковна любила стихи. Жалела Ахматову, этих прекрасных из Серебряного века, Гумилёва, Мандельштама, Цветаеву и вообще всех их, страдавших.
А потом пришлось страдать самой, жалость расплылась, растеклась и потеряла резкость.
Она шла по неширокой улице между двумя линиями низких домиков, выстроенных сплошной линией – стена к стене. Таунхаусы, вспомнила она слово.
Стало смешно. Живёт в таунхаусе, за городом, как хотела когда-то, но всё было недосуг, надо было кипеть в центре, а таунхаус и загород – это чтобы писать на покое когда-то потом.
И вот он наступил, этот потом, и таунхаус есть за городом. Очень далеко за городом.
Мужа и детей у неё не было никогда, хотя мужчинам она нравилась и, было, предлагали. Не получилось. Виктория Марковна улыбнулась, её развеселила мысль, что хозяйством всё-таки обзавелась.
Дорога вела мимо почтового участка, там работал сосед, Анатолий Соколовский, умница, интеллектуал и писатель в прошлом, а ныне сортировщик писем, с трудом пытающийся не казаться умницей и интеллектуалом.
У почтового участка приземлялся чёрный вертолёт.
Это было плохо.
Люди вышли из вертолёта и кричали что-то встречавшему их Анатолию, а потом затолкали его перед собой. Вертолёт улетел.
Хомяки. Опять. В голове забилась старая детская песенка.
Как жаль, что только две щеки. Шаг вперёд.
Но не теряют бодрость духа хомяки. Ещё шаг.
На свете нет иной задачи. Остановка.
Мы хомяки, и мы хомячим.
Виктория Марковна развернулась и пошла назад, в сторону дома. Они снова хомячат, потому что они хомяки и у них нет другой задачи.
Разумное внутри говорило, что надо идти туда, куда шла, и не разворачиваться. Это не её война, её войны закончились. Подумалось, что никто не умел так убивать разумное, как последняя интеллигенция Садового кольца.
Виктория Марковна размеренно дошла до дома Соколовского. Торопиться пока было некуда, вертолёт второй раз прилетит позже. Обязательно прилетит. Открыла незапертую дверь – закрываться здесь принято не было, – вошла. Оглядевшись, собрала детские вещи и учебники, сложила на покрывало. Подошла к фанерному комоду, достала ящичек, в котором Анатолий хранил документы – она знала этот дом и была здесь своей. Взяла метрики и талоны, положила поверх учебников, вернув ящик на место.
Взгляд упал на фотографию Лены на комоде. Сердце привычно сжалось, но уже пора было торопиться, и Виктория Марковна просто взяла самодельную рамочку с выцветающей фотографией молодой женщины и тоже положила к книгам. Завернула покрывало, узелок получился не слишком большой, но, чтобы вместить жизнь мальчика девяти лет, вполне пригодный.
Дома она убрала принесённые вещи под кровать и стала ждать Станислава, поглядывая в окно. Он должен был зайти к ней после школы, как он обычно делал, не заглядывая домой. Зашёл и в этот раз.
Тучи, собиравшиеся было поутру, разошлись и солнце светило