У Игараси-сана имелся опыт телесного общения с блондинками. Когда Света брызнула ему на живот пенкой, он вздрогнул и игриво спросил:
– Горных мужчин не боитесь?
– Вы с гор спустились, что ли? – спросила она, мягко произнося “г” на южнорусский лад.
– Извините. Не горных, а голых, – смутился он. – Мы, японцы, ваши буквы “л” и “р” путаем.
– Никаких мужчин я не боюсь, ни одетых, ни голых, – с презрением ответила Света, не прекращая работы.
– Вы одна живете?
– Сейчас одна. Дочка в Перми учится на коммерческом… Ещё Яшка со мной жил… – на её лице проступила лёгкая тень. – Прошлым летом в форточку улетел. Ласковый был попугай, всё причёску мне перебирал: «Давай поцелуемся!» Иногда матом ругался – «Вася, иди ты на …». Вася – это мой муж покойный, пил сильно… Для него Яшку и купила, чтобы речь после инсульта восстанавливать.
Она укрыла Игараси-сана одеялом.
– Всё. Ладушки. Если что, зовите. Я тут круглые сутки.
Японец проводил женщину взглядом. Её вздыбленные ядрёной химией волосы показались ему шлемом воительницы. Сан ва кирэй дэс нэ… Да. Красивая.
Ночью господину Игараси приснился театр Кабуки. Показывали легенду о создании Японии. Юная богиня Изанами со своим будущим мужем спустились с неба и были счастливы на островах, пока не случилась беда. Родив бога огня, Изанами умерла, унеслась обратно на небо и превратилась там в чудовище, богиню смерти.
– О-о-о-уи!
—И-и-и-о-ои!
Лица, позы и возгласы были выразительными до слёз. Журчала флейта хаяси, постанывал барабан цудзуми, и подражал журавлиным голосам, умилял душу любимый сямисен. Звуки музыки зависали в воздухе и таяли медленно, словно нежные португальские сладости в жаркий день. Тин-тон-сян…
Полетели, закружились белые лепестки, из-за зонтика выглянула красавица с утыканной цветами прической. Это была Изанами. Как птица крыльями, замельтешила она своими длинными рукавами.
Ладу-ладу-ладушки, где были – у бабушки,
Там чернеет одинокий вяз и на вязе вызрели плоды,
Тысячи слетелись разных птиц,
Но тебя, мой милый, нет и нет.
Богиня приблизилась к Игараси – её лицо показалось знакомым. «Света-сан!». Сиделка ответила Игараси-сану нежным прикосновением веера и вдруг навалилась на него, властно потащила из сна. Он открыл глаза: в свете коридорного ночника рядом на подушке лежала растрёпанная седая голова. Да это сама Смерть!
Крики японца и старухи перебудили всех – даже тех больных, которые вечером приняли снотворное…
– Она просто слепая и глухая, в туалет пошла и заблудилась, – оправдывала столетнюю бабулю Света, делая Игараси успокоительный укол.
Наутро она отвела его в женскую палату, чтобы предъявить ночную визитёршу. Обложенная тремя подушками,