ГЛАВА 9
Юлия ласково улыбнулась, я ощутил, как ожесточившееся сердце слегка смягчилось. Кто-то говорил, что, если хотите узнать, что на самом деле думает женщина, смотрите на нее, но не слушайте. Я смотрел долго, она даже забеспокоилась, я видел, как попыталась украдкой оглядеть себя, что же в ней не так, а когда я уйду, обязательно посмотрит в зеркальце.
– Доброе утро, Юлия, – сказал я. Неожиданно для себя добавил: – Увидел вас, теперь чувствую, что оно будет добрым.
Ее улыбка стала растерянной, я кивнул и прошел к себе. Слева на столе куча бумаг, все требуют срочного внимания, справа листок с перечнем наиболее неотложного. Хороший вождь партии, как почему-то считается, должен вникать во все мелочи, все знать и все уметь. Дурь какая, это в первую очередь свидетельство неумелости команды, ее лености и постоянного увиливанья от работы. К счастью, в РНИ таких нет, скорее напротив: все горят такой неистовой страстью отдать все силы Отечеству, что от излишнего усердия могут наломать дров. Хорошо, есть и такие мудрые, битые жизнью монстры, как Власов и Романцев, да и тот же Андыбин: не дадут молодым понестись вскачь по рытвинам, растряхивая как РНИ, так и всю Россию.
Перебирая бумаги, откладывал те, где нужна подпись, остальные пусть отлежатся, спелее будут. Власов придет, разберется. Или один из его помощников. Не дело вождя превращаться в завхоза. Пусть мелкие натуры, вознесенные наверх, бахвалятся тем, что досконально знают все тонкости, директор крупного предприятия не обязан вникать в особенности работы напильником или ножовкой по металлу, у него тысячи слесарей разных уровней и разрядов, его работа – вывести предприятие в передовые…
Зазвонил телефон, Юлия деловито сообщила о прибытии казачьего атамана Седых. Я быстро поднялся, сказал отрывисто:
– Пусть примет Власов.
– Так он же уехал!
– Нет, уедет вечером.
– А вы, шеф?
– Пойду проведаю Диму Лысенко.
– Как скажете, – произнесла она со смешком в голосе. – Впрочем, Лысенко в этом случае просто необходим…
Я вышел в приемную, подмигнул, замечая, как она в самом деле хороша в этих огромных очках, в дивной кремовой блузке, с почти незаметной косметикой. Когда сворачивал в коридоре за угол, за поворотом уже грохотал бас казачьего атамана. Вообще-то казачество люблю, как вообще люблю вольных, гордых и независимых людей, но этот Седых слишком уж помешан на примате православия над всем и всеми, сам размашисто крестится на каждом шагу и от других ждет того же. А кто не крестится, тот даже не атеист или язычник, а сразу – жид пархатый или шпион с Запада, что, впрочем, для него одно и то же.
Вспомнилась омерзительная сцена в ресторане, испуганные лица посетителей. Как же, вдруг на них подумают, что они тоже любят русские песни! Или хотя бы признают их право на существование. Почему на свете нет более трусливого и стадного народа, чем русский?
На третьем этаже, в коридоре у окна, с сигаретами