– Конечно, худой мир лучше доброй ссоры и обходится куда дешевле. Поэтому все речи, произнесенные с трибуны за сорок лет, я отдал бы за одну форель, за сказку Перро или за набросок Шарле.
– Вы совершенно правы!.. Передайте-ка мне спаржу… Ибо в конце концов свобода рождает анархию, анархия приводит к деспотизму, а деспотизм возвращает к свободе. Миллионы существ погибли, так и не добившись торжества ни одной из этих систем. Разве это не порочный круг, в котором вечно будет вращаться нравственный мир? Когда человек думает, что он что-либо усовершенствовал, на самом деле он сделал только перестановку.
– Ого! – вскричал водевилист Кюрси. – В таком случае, господа, я поднимаю бокал за Карла Десятого, отца свободы!
– А разве не верно? – сказал Эмиль. – Когда в законах – деспотизм, в нравах – свобода, и наоборот.
– Итак, выпьем за глупость власти, которая дает нам столько власти над глупцами! – предложил банкир.
– Э, милый мой, Наполеон по крайней мере оставил нам славу! – вскричал морской офицер, никогда не плававший дальше Бреста.
– Ах, слава – товар невыгодный. Стоит дорого, сохраняется плохо. Не проявляется ли в ней эгоизм великих людей, так же как в счастье – эгоизм глупцов?
– Должно быть, вы очень счастливы…
– Кто первый огородил свои владения, тот, вероятно, был слабым человеком, ибо от общества прибыль только людям хилым. Дикарь и мыслитель, находящиеся на разных концах духовного мира, равно страшатся собственности.
– Мило! – вскричал Кардо. – Не будь собственности, как могли бы мы составлять нотариальные акты!
– Вот горошек, божественно вкусный!
– А на следующий день священника нашли мертвым…
– Кто говорит о смерти?.. Не шутите с нею! У меня дядюшка…
– И конечно, вы примирились с неизбежностью его кончины.
– Разумеется…
– Слушайте, господа!.. способ убить своего дядюшку. Тсс! (Слушайте, слушайте!) Возьмите сначала дядюшку, толстого и жирного, по крайней мере семидесятилетнего, – это лучший сорт дядюшек. (Всеобщее оживление.) Накормите его под каким-нибудь предлогом паштетом из гусиной печенки…
– Ну, у меня дядя длинный, сухопарый, скупой и воздержный.
– О, такие дядюшки – чудовища, злоупотребляющие долголетием!
– И вот, – продолжал господин, выступивший с речью о дядюшке, – в то время как он будет предаваться пищеварению, объявите ему о несостоятельности его банкира.
– А если выдержит?
– Дайте ему хорошенькую девочку!
– А если он?.. – сказал другой, делая отрицательный знак.
– Тогда это не дядюшка… Дядюшка – это по существу своему живчик.
– В голосе Малибран пропали две ноты.
– Нет!
– Да!
– Ага! Ага! Да и нет – не к этому ли сводятся все рассуждения на религиозные, политические и литературные темы? Человек – шут, танцующий над пропастью!
– Послушать