– Сицилия – это я.
С каждым днем они сближались все больше. Случайные прикосновения, тайные послания, невысказанные мечты – они жили этим. Каждый день удавалось урвать хотя бы пару минут друг для друга и забыть остальной мир. Они не вспоминали о нечаянном поцелуе летней ночью, не помышляли его повторить. Просто ловили мгновенья счастья, до сих пор для них запретного.
Шли месяцы, родные Джульетты ни о чем не догадывались. Ее помолвка с Энцо стала в свое время ответом на настойчивые уговоры матери. До появления Винсента Джульетта руководствовалась здравым смыслом и убежденностью в достоинствах Энцо. И все же она будто чего-то ждала. И дождалась, предначертанное свершилось. Джульетта была слишком молода, чтобы так запросто похоронить надежды на будущее, а Винсент обрел в ней близкого человека, единственного во всем мире.
Однажды она позвонила в отель и поставила на граммофон пластинку с немецкой песней. И Винсент, стоя перед окном, у тяжелой портьеры, слушал прорывающееся сквозь треск в телефонной трубке: «О, мой папа…»
Уже в который раз Джульетта сказала домашним, что ей нужно купить ткани у синьоры Малерба, а сама отправилась с Винсентом в кино, на вечерний сеанс.
В переполненном зале кинотеатра в Брере темнота надежно оберегала их от посторонних взглядов. В отличие от немцев, итальянские зрители вели себя как активные участники происходящих на экране событий. Они на чем свет стоит проклинали злодеев, предостерегали комиссара полиции от ловушки и выкрикивали восторженные комплименты в адрес экранных красоток. Каждый сеанс превращался в народный праздник. Мужчины курили. Женщины болтали. Дети носились по залу.
Одна Джульетта не отрываясь глядела на экран.
А на экране была Германия. Зеленые альпийские луга, и девушка в дирндле[24], обманутая парнем в клетчатой рубашке. И никаких «сверхчеловеков» в коричневой форме, о которых рассказывала ей мать. Многим ее соотечественникам немецкая речь казалась немузыкальной, почти что лаем. Но Джульетта, изучая этот язык, открыла его особую красоту, точность и выразительность громоздких составных слов, грубоватую сдержанность немецкого нрава.
В детстве на богом забытом острове Салина ей ни разу не доводилось видеть краути[25]. Тем больше будоражили фантазии девочки рассказы взрослых о светловолосых великанах с Севера – восторженные и одновременно пугающие.
– Они подомнут нас всех под себя, – говорили одни.
– Они уйдут, – возражали другие. – Как ушли греки, испанцы и арабы.
Но в любом случае Сицилия всегда останется Сицилией.
И вот война закончилась. Немцы и в самом деле отбыли домой. Некоторые, правда, вернулись, но без оружия и военной формы, – как тот, что сидел рядом с ней. Он оказался совсем не таким, какими Джульетта представляла себе немцев, но и на итальянца походил мало. Девушка