– Смотри, Аарон!
Вглядевшись в бурлящее под нами море блаженных улыбок, я обнаружил там довольного как никогда обозревателя «Manchester Guardian». Потом – критика из «Greenwich Village Avanti», в обычной жизни известного как злобный тип, страдающий диспепсией. Неподалеку от них резвились в экстазе второразрядные обозреватели из «Saturday Review», «The Nation» и «The New Republic». А от самых дальних берегов приветственно махали радостные представители всяких там «Partisan Review», «Sight and Sound», «Cinema» и черт его знает чего еще.
– Это невероятно! – выкрикивали они. – Потрясающе! Это даже круче, чем «Хиросима, любовь моя»![17] И в десять раз круче, чем «Прошлым летом в Мариенбаде»![18] И уж точно в сто раз круче «Алчности»![19] Гениально! Классика! Фильм-шедевр! Хваленый «Гигант» Стивенса[20] по сравнению с ним – просто жалкий карлик! К нам пришла новая американская волна! Расскажите, как вам это удалось?
– Что нам удалось? – крикнул я Аарону, глядя, как его заносят на четвертый круг.
– Закрой рот, а не то вылетишь из седла! – отозвался Аарон, проплывая мимо по волнам бескрайнего океана человеколюбия.
Я зажмурился, пытаясь подавить непрошеные слезы. И вдруг заметил, как из темноты окошка аппаратной вылезло нечто. Свесившись, оно изумленно вытаращило глаза на происходящее внизу буйство. Потом ощупало свое лицо, как бы проверяя, на месте ли оно. После чего, посмотрев на бутылку, зажатую в другой руке, скрылось в темноте – я и рта не успел раскрыть.
Когда всем этим гоблинам с газелями надоело скакать, хихикать и выкрикивать комплименты, нас с Аароном торжественно поставили на землю и объявили вердикт:
– Это величайший авангардный фильм всех времен и народов!
– Мы на это и рассчитывали, – со спокойным достоинством отреагировал я.
Мой ответ утонул в криках:
– Бесподобная работа оператора! Гениальный монтаж! Обратная временная перспектива!
– Мы старались, – скромно потупившись, произнес Аарон.
– Скажите, вы представите картину на Эдинбургском фестивале, не так ли?
– Не так! – ляпнул совершенно ошалевший Аарон.
– Думаю, сначала мы покажем ее на Каннском кинофестивале, – закончил за него я.
Наконец отщелкали вспышки фотоаппаратов, и толпа, словно под действием торнадо, унесшего Дороти в страну Оз, стремительно рассосалась, напоследок загрузив нас обещаниями явиться на коктейльные вечеринки, дать интервью и написать статьи – ну конечно, прямо завтра, буквально через неделю, непременно через месяц, только не забудьте!
Во внутреннем дворике наступила тишина. Было слышно, как изо рта сатира, одиноко торчащего в наполовину пересохшем фонтане, срываются капли воды. Довольно долго Аарон стоял, уставившись взглядом в никуда. Потом умылся и обрел дар речи.
– Механик! – осенило его.
В несколько прыжков мы взбежали по лестнице и остановились возле железной двери. На этот раз мы не колотили по ней, а ласково скреблись, как голодные котята.
После