Оглядывая в бараках скученную, измятую жизнью шваль, Кувалда оценивал: «Нищий народишко – ни колец на пальцах, ни золотой лихорадки в пастях… Для чего нагнали сюда послушное стадо овец?.». Порою просыпалось запоздалое чувство раскаяния: «Зачем выбивает в пытальне признания в том, чего даже не помышляли угодившие в западню?.. Распахнуть бы ворота Ярзоны, дать каждому глупышу пинка под зад… катитесь на все четыре сторонушки… Однако рок стережёт: почти всех ожидает пятая сторона света – яр…»
Стены нового барака слезились живицей. Струился вкусный смоляной дух: он плыл над ярусами нар, влетал в ноздри. Власу хотелось подольше удерживать духмяную весточку с воли, наслаждаться веянием недалёкой тайги. Все надежды на Власия Чудотворца, на Георгия Победоносца. «Святые бдят… Святые помогут…»
От жара молитв мокрела спина, влажнело подмышками. От страстных слов лоб покрывался испариной.
Меж пальцев левой руки скитник растёр капельку живицы. Жадно втягивал ноздрями незабытый аромат, впуская его до самой глуби. Обрубыши пальцев срастались медленно, мучительно. Изредка их пробивал сильный зуд – верный признак сломленного недуга. Влас редко разматывал тряпицу, боясь повредить красным рубцам. Хирург приносил вонючую мазь. Удивлялся звериной живучести организма бородача.
Невинный знал: ему помогали святители, неувядающая вера.
В пытальню приводили ещё раз. Допрашивали: знаком ли с кузнецом Селивёрстовым… тоже из своры староверов – заговорщиков…
Ответил: «Слыхом не слыхал».
Поверили. Выпустили без очередного членовредительства. Кувалда старался быть ласковым. Поставил перед Власом кружку клюквенного морса. Старовер отвернулся, не приняв подачки. Кусочек ржанухи с нельмовым балычком, преподнесённым лейтенантом Гореловым, съел с превеликим удовольствием. Дар от истязателя принимать не хотел.
– Мурло старозаветное! – озлился Кувалда, выплеснув морс в лицо двуперстника. – Отвечай: в вашем Сановском скиту золотишко водится?
– Белые искали. Красные искали. Нетути.
– Откроешь секрет – свободой задышишь.
– Нетути…
– Пошарим – найдём.
Очередника-белогвардейца Тюремная Харя подверг на допросе придуманному новшеству: надел на голову колпак, сшитый из старого прорезиненного плаща. Скоро от нехватки воздуха голова заговорщика загудит медным колоколом. Из глаз вылетят искры, отчётливо видимые во тьме заточения…
Послышалось злобное мычание… всё тише, тише… впал в бескислородный гипноз.
Опасный трюк не поощрялся начальством. Эсер задохнулся