Радченко крепче сжал кулаки.
– Эй, Леша, – крикнул бригадир во всю глотку.
Словно из-под земли появился верзила в черной рабочей куртке с закатанными по локоть рукавами. Мужик был на полголовы выше Радченко и килограммов на двадцать тяжелее. Леша вытащил из светлых кудрей завиток сосновой стружки, внимательно осмотрел его и бросил на пол. Затем скрестил на груди ручищи и так посмотрел на Радченко, будто искал на его теле место, куда будет сладко садануть кулаком.
– Вот этих господ надо вниз проводить, – сказал бригадир. – А то работать мешают.
Алла, изо всех сил ухватив Радченко за локоть, потянула его назад, к открытым дверям лифта.
– Пойдем, Дима. Я умоляю, не надо… Пойдем.
Не сопротивляясь, Радченко шагнул в кабину и нажал кнопку первого этажа. Лифт тронулся, Дима услышал, как заржали работяги. Он подумал, что горечь унижения пережить можно. Но, кажется, проблемы Аллы Носковой оказались не такими простыми, как представлялось еще вчера.
Во дворе Радченко устроился на краешке длинной скамейки. Рядом, укрывшись старыми газетами, дремал старик в ботинках с кривыми сбитыми каблуками. Дима набрал номер телефона хозяина юридической фирмы «Саморуков и компаньоны» и коротко переговорил ним.
– Значит, тебя едва с лестницы не спустили? – весело переспросил Юрий Семенович. – Поздравляю. В смысле, поздравляю, что не спустили. А меня, брат, спускали. Да, было такое. На заре туманной юности. Почти как в анекдоте: муж возвращается из командировки и видит…. Моя морда ему сразу не понравилась. Здоровый такой дядька… Спасибо, шею не сломал.
– Что нам делать? В гостиницу или…
– Вот именно: или, – оборвал Полозов. – Соваться в гостиницу сейчас нельзя. У Аллы нет никаких документов. Заезжай в офис, возьмешь ключи от квартиры на Русаковской улице. Ну, той самой, где мы ведем конфиденциальные переговоры с клиентами. Пока лето, затишье в делах, нам эта хата не нужна.
Радченко опустил трубку в карман. Тут из-под газет появилась заспанная физиономия старика с пегой бородой. Он попросил закурить, пустил дым и снова полез под газеты.
Накануне Петр Афонин продал на местном рынке два ведра семечек и почувствовал себя обеспеченным человеком, который может себе многое позволить. Хороший обед в столовой «Ветерок», а вечером – полдюжины холодного пива. Сейчас, закрывшись в своей пустой холостяцкой комнате, он пересчитал деньги, прикидывая, сколько прогулял вчерашним вечером. Вздохнув, засунул купюры в банку из-под кофе. Вышел в коридор, бодрым шагом проследовал на кухню. Раскрыл свою полку, висевшую над самодельным разделочным столиком. Он стоял, соображая, чем бы подкрепиться на завтрак. Мыслей было немного.
– Черт бы вас, – повторял Афонин, давно привыкший разговаривать сам с собой. – Вот непруха…
Эту квартиру, старую, полную мышей и пыли, он делил со старухой Стешей Никаноровой. Две комнаты его и одна старухина. Вскорости дом обещали снести и дать Афонину