Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней. Стефан Газел

выстрела – это был сигнал, что все готовы. Я ответил тремя выстрелами, выскочил на насыпь и побежал по открытому пространству к домам. Раздались выстрелы. Кто-то вскрикнул, и я увидел своих людей, бегущих к домам. Задыхаясь, я перепрыгнул через забор на задний двор и перекатился под стену дома. Просвистели две пули и впились в стену чуть выше моей головы. Я вскочил, забежал за угол дома, выбил ногой дверь и заскочил внутрь. Никого. Я бросился к лестнице и успел подняться на один пролет, когда почувствовал за собой какое-то движение. От удара по голове я потерял равновесие и свалился с лестницы. Комната поплыла у меня перед глазами, мир померк, и я потерял сознание.

      Я пришел в себя. Меня окружали какие-то лица, но я смотрел на них словно сквозь толщу воды; их изображения расплывались и множились. Они двигали губами, но до меня не долетали звуки их голосов. Когда сознание полностью вернулось ко мне, я увидел нескольких женщин, склонившихся надо мной.

      – Благодарите Бога, что остались живы, пан лейтенант! Я решила, что убила вас! – сказала одна из них.

      – Почему вы ударили меня?

      – Мама решила, что вы немец, – объяснила молодая девушка, – и ударила вас, когда вы поднимались по ступенькам. Очень больно?

      – Вы почти час не приходили в сознание, – добавила другая.

      – Сколько?! – вскричал я.

      – Час.

      – А что происходит снаружи?

      – Должно быть, они перебили всех немцев, потому что выстрелы прекратились, и мы видели наших солдат, которые провели несколько пленных немцев к вашим грузовикам, – объяснила девушка, сказавшая, что я почти час лежал в обмороке.

      С огромной шишкой на голове, еще не вполне пришедший в себя, я побрел к своей палатке. Уже никто не стрелял. Немецкие парашютисты были либо убиты, либо захвачены в плен.

      – Мы решили, что вас убили, пан лейтенант, – сказал сержант. – Солдаты искали вас повсюду.

      Я рассказал сержанту, что со мной приключилось, и поинтересовался относительно пленных.

      – Мы захватили четверых, пан лейтенант. Не знаю, живы ли они еще. Мальчики хотели их убить.

      – Введите их.

      – Есть, пан лейтенант.

      Когда к моей палатке подвели пленных немцев, я увидел, что они находятся в полном здравии и даже не получили никаких увечий.

      – Сколько сбросили парашютистов? – спросил я ближайшего ко мне немца.

      – Хайль Гитлер!

      – С какого аэродрома вы вылетели? – спросил я второго.

      – Хайль Гитлер! – прокричал он в ответ на мой вопрос и выкинул руку в нацистском приветствии.

      – Может, расстрелять ублюдков, и дело с концом? – спросил сержант.

      – И как вы себя будете после этого чувствовать?

      – Но они убили четырнадцать наших парней и несколько мирных жителей.

      – Они, безусловно, заслуживают смерти, но в штабе могут попытаться выбить из них хоть какую-то информацию. Так что препроводите их под конвоем в Жешув, – приказал я.

      Неожиданно один из немцев закричал, с едва различимым иностранным акцентом, по-польски.

    &nb