Что с мамой? Как она сейчас? Газеловка восточнее Кракова, а значит, теперь она на передней линии фронта. Находилась ли мать среди тысяч беженцев на дороге во время немецкой бомбежки? А может быть, она была среди тех, кто этой ночью шел мимо нашего лагеря, не подозревая, что ее малыш находится в нескольких сотнях метров от дороги? А может, ее изуродованное до неузнаваемости тело захоронили мои люди в общей могиле?
Ночь дала возможность передохнуть от бомбежек, но сон не шел. Лежа с открытыми глазами, я вновь и вновь повторял себе: «Это война, это война. Людей убивают. Меня тоже могут убить и похоронить в общей могиле. Буду ли я убит? Или этого удастся избежать? Не все ли равно немцам, жив я или мертв? Сколько людей умрет, пока закончится война? Неужели мы все умрем? Я не хочу умирать. Я хочу жить».
Я вспомнил лицо матери, вспыхнувшее болью и гневом, когда она смотрела на наш дом, уничтоженный врагами, ее сжатые до боли кулаки и слова клятвы, обращенные в пространство: «Я научу своих детей ненавидеть вас! Я научу их жить и убивать!»
«Интересно, – подумал я, – могу ли я сбить немецкий самолет из револьвера? В округе нет немцев. Фронт в Кракове».
Было еще темно, когда меня вызвали в штаб в Жешув. Пока я находился в штабе, прозвучал сигнал воздушной тревоги, но бомбардировки не было. Я получил шифры и вернулся в лагерь. Возвращаясь обратно мимо поста, я обратил внимание, что нет часового, который должен охранять лагерь и не пускать в него гражданских лиц. Оглядевшись, я увидел, что он лежит на земле, а рядом валяется винтовка.
– Часовой!
Молчание.
– Часовой!
Никакой реакции.
Я вышел из машины и подошел к лежащему на земле солдату. Стоило мне наклониться, как прозвучал выстрел и рядом со мной взлетел фонтанчик земли.
«Что это, черт возьми?! – Я перевернул часового и увидел у него на губах кровавую пену. – Ничего не понимаю. Что с ним? Что вообще происходит?»
Тут опять прозвучал выстрел, вспенив землю у меня под ногами.
– Какой идиот вздумал стрелять? – закричал я, непонятно к кому обращаясь.
В ответ прозвучали выстрелы, а затем залп из автомата, сопровождавшийся криком:
– Вниз, пан лейтенант! Ложитесь, а то вас убьют.
Кричал один из моих сержантов. Голос доносился из оврага, где были спрятаны наши транспортные средства.
Ничего не понимая, я, тем не менее, послушался сержанта, упал на землю и пополз к оврагу.
– Что происходит, сержант?
–