С уходящим солнцем мы приветствовали приход темноты-защитницы. Всю ночь нам не давали покоя стоны раненых русских, лежавших на ничейной земле. Мы укрепили позиции и надрывались, перетаскивая ящики со снарядами. Со стороны советских войск не предпринималось никаких попыток убрать своих раненых ни скрытно, ни под защитой белого флага. Спать было невозможно. Перед сектором нашего батальона при риске навлечь огонь какого-нибудь снайпера был проведен поспешный подсчет убитых врагов. Еще долго после этого я слышал во сне слова пулеметчика: «Я уже просто не могу убивать!»
Чудом в расчете моего ПТО никто не был убит, хотя батальон понес многочисленные потери. Советским атакующим волнам удалось прорвать участок нашей обороны перед тем, как в рукопашном бою их отбросили назад. В тот вечер, когда мы перевозили из тыла боеприпасы и продовольствие, по пути оказались возле полевого медицинского пункта, и тут, когда в наших ушах зазвенели стоны собственных раненых, мы, спотыкаясь, пошли в их направлении.
Сквозь темноту мы двинулись за парой носильщиков, которые обходили воронки от снарядов, наполненные мутной водой. Мы прошли ряды наших убитых, завернутых в плащ-палатки, ожидающих своего последнего путешествия в тыл на телегах, запряженных мулами. Однако в ту ночь им пришлось ждать последнего похода с германской армией, поскольку в первую очередь перевозили раненых. Мы видели молодого армейского хирурга, склонившегося над неподвижной фигурой и непрерывно работающего с помощью санитаров, с засученными рукавами в неясном свете полевой лампы.
Плащ-палатки, отяжелевшие от дождя, были раскинуты над ямами, в которых было полно раненых, и в желтом свете шипящей лампы им делали уколы морфина и противостолбнячной сыворотки. Плотно перевязывали ранения в легкие, артерии зажимали скобками, бинтовали конечности и вправляли суставы. Наших раненых укладывали рядами на кучи соломы, к мундирам прикрепляли бирки эвакуации. В грязных, порванных мундирах, перевязанные пропитанными кровью бинтами, они наполняли атмосферу сбивающей с толку мешаниной воплей, стонов, хныканья и каменным молчанием ожидавших своего путешествия в неизвестном направлении. Их увозили в тыл небольшими группами на подводах.
Тяжелая рана действует шокирующе на солдата, независимо от того, сколь он силен и храбр, и он быстро становится травмированным тем, что на него обрушилось.
Нашей единственной мыслью было сбежать из этого кошмара, покинуть это место грязи, страданий и смерти, подальше, туда, где не падают снаряды. Мы поспешили вперед и вернулись к знакомой успокаивающей обстановке у своего орудия, оставив позади эти страдания.
Вторая половина ноября 1941 г. Ночами было морозно. К счастью, в Крыму не бывает жестокой русской зимы, и мы не испытывали тех длительных страданий от температур ниже нуля, какие пришлось пережить нашим товарищам на