– Был я там,– в очередной раз соврал я.– Тоже не пустили. И к тебе посоветовали заглянуть.
– Во как! – возмутились за дверью.– Они не пустили, хошь у их ажно три мужука в избе, а мне тады на кой?! Ишь какие ловченые! Хороши суседи, неча сказать. Яко сковороду попросить, дак они...
– Замерзаю! – прервал я через пару минут длинный перечень старухиных благодеяний по отношению к соседям.
Та недовольно умолкла и вновь произнесла свое сакральное:
– Ну уж я и не знаю, яко тогда быти.– Но после некоторой паузы посоветовала: – Тогда, можа, ты к бабке Марье сходишь, ась? Она, поди-ко, и вовсе одна яко перст – авось пустит.
– И там был! – отрубил я.– Тоже к тебе идти велела.
– И она?! – почему-то сильнее прежнего изумились за дверью.
– А чего удивляться – сама ведь сказала, что одна живет. Вот и боязно ей,– пояснил я и еще уточнил, дурак: – Так и сказала. Мол, в крайнюю избу ступай. Там тебя непременно приветят.
– Да ее хто изобидит, трех дней не проживет,– насмешливо заверили меня и вновь изобличили во вранье: – Ты, поди, тамо и вовсе не был, а брешешь тут мне.
– Хочешь, перекрещусь? – Терять-то мне было нечего.
– Толку с того,– хмыкнул голос.– Все одно не увижу.– И нерешительно протянул: – Ну-у, ежели и бабка Марья ко мне велела идтить, то...
Голос умолк, впав в ступор – очевидно, оная бабка являлась для хозяйки большим авторитетом, и теперь она размышляла, как поступить. Впрочем, колебания длились недолго.
– А коль ты во Христа веруешь, то поведай, аки на духу: кой леший тебя на ночь глядя принес сюды? Да гляди, чтоб без брехни! – потребовала она.
– Как на духу, бабушка! – радостно завопил я, поняв, что дело сдвинулось с мертвой точки и осталось совсем немного поднажать, чтобы проклятая дверь открылась передо мной.– Как на духу,– повторил я упавшим голосом и умолк, озадаченно почесывая затылок.
Было с чего призадуматься. Излагать правду нечего и думать, значит, нужно опять врать, а что? Впрочем, размышлял я недолго. Мне вспомнились дядькины рассказы и его «легенда», которой он поначалу придерживался, попав в шестнадцатый век, после чего я мгновенно взбодрился и приступил к печальной истории странствий и злоключений иноземного купца.
– Вот когда налетел на нас лихой разбойный люд, тогда я и потерял все нажитое и купленное. Даже одежу верхнюю содрали. Сейчас откроешь мне дверь и обомлеешь – чуть ли не в одном исподнем стою...
Рассказывал я недолго, зато раздумья моей невидимой собеседницы вновь затянулись не на шутку. Наконец бабуля нерешительно протянула:
– Ну уж я и не знаю, то ли ты и впрямь душа христианская, то ли опыр.
Вот же упрямица! Дался ей этот упырь!
Обескуражен выводом я этим!
Вот дикости народной образец.
Любой, кого на кладбище мы встретим,
Выходит, обязательно мертвец?[9]
К тому же тут деревня, а не кладбище,