Особенно запомнился самый первый вечер, когда мое сознание перестало то и дело выключаться и я уже был относительно бодр не только духом, но и телом.
Уже тогда до меня дошло, что с такой едой долго не протянуть. К тому же, как назло, меня обуял зверский аппетит, а погасить его было нечем – жиденькое пойло, которым хозяйка заботливо кормила меня с ложки, нельзя было даже назвать бульоном, поскольку жира в нем не имелось вообще. В равной степени там отсутствовало и мясо. Простая вода с какими-то маленькими, еле ощутимыми во рту кусочками, не имеющими вкуса,– вот и вся пища.
Вприкуску с оной бурдой мне был даден «хлебный каравай», но не весь – Матрена бережно отщипывала от него малюсенькие кусочки и понемногу скармливала мне. Не знаю, что там пекли в голодные годы наши бабки и прабабки, вроде бы, судя по книгам, чуть ли не восемьдесят процентов хлеба составляли отруби, толченая кора и прочие неудобоваримые вещи, но здесь этот процент явно приближался к сотне, то есть муки как таковой в этой запеченной массе не имелось.
– А ты не косороться тут, не косороться,– буркнула Матрена, приметив мою скривившуюся физиономию.– Мои дочурки и таковскому были бы рады, а он ишь...
Ну да, ну да. Вот только хотелось бы чего-нибудь попитательнее.
Правда, девчушки, чьи светлые головенки свешивались с печи, действительно наблюдали за процессом моего кормления с такой завистью и так жадно разглядывали, как я ем, то и дело сглатывая голодную слюну, что я поневоле устыдился.
Пришлось пояснить, что уже сыт, потому и не хочется.
– А енто иное дело,– удовлетворенно кивнула Матрена и повернулась к дочерям.– Ладно уж, коли гость боле не жалаит, отрежу вам исчо по ломтю.
Повторять второй раз ей не пришлось. С печки обе не слезли – спорхнули, вмиг очутившись у стола.
– Тебе, Дарья, кус помене, потому как поутру бабка Марья посытее накормит.– Матрена протянула отрезанный ломоть той, что была чуть выше своей сестренки.
Та недовольно засопела, но возражать не стала.
– А тебе, Настена, поболе,– протянула она кусок потолще меньшой.– Да не торопитесь лопать-то! – тут же прикрикнула Матрена на обеих.– Эдак и скуса не почуете. Пущай он во рту подоле полежит, да языком его во все стороны покатайте, тады куда как шибче наедитеся.
Девчушки послушно убавили обороты, но голод брал свое, и спустя несколько секунд наказ матери был напрочь ими забыт, а еще чуть погодя от обеих ломтей осталось одно воспоминание.
Или нет?
Я не поверил своим глазам, когда Даша, посопев, протянула сестренке остаток своего куска.
– На-ка, пожуй,– строго произнесла она.– Тебе рости надобно, а я – ломоть отрезанный,– явно повторила она слова матери.– Опять жа меня бабка Марья покормит.– И сурово прикрикнула на колеблющуюся и разрывающуюся пере�