Шелтон снова сунул трубу за пояс и выкрикнул:
– Том! Слышишь меня, Том!
– Да, сэр! – отозвался боцман. Глотка у Тома Белла была луженая, и грохот волн не заглушал его голос.
– Спустить бом-кливер! Вымпел на мачту!
Палубная команда засуетилась, подгоняемая ревом боцмана:
– Смарт, Макдональд, Нельсон, убрать парус! Шевели костылями, джентльмены! Костакис и Бэнкс, тряпку на грот-мачту! Остальные козлы стоят, где стояли, и слушают меня! И держитесь крепче, сучьи дети!
Треугольное полотнище бом-кливера резво поползло вниз, а на грот-мачте взвился узкий алый флаг, сигнал опасности. Прошли три-четыре минуты, и Дэвис ответил – над «Холостяком» тоже затрепетало красное полотнище. Следом поднялись вымпелы на «Пилигриме», «Утенке» Свана и «Старине Нике», посудине Таунли. Эти сигналы были ясно видны другим кораблям, и смысл их не оставлял повода для сомнений – каменные стены с двух сторон пролива сближались, течение вод ускорилось, а ветер, еще недавно слабый, стал налетать яростными порывами.
– Дым, – раздался голос за спиной капитана. – Дым, дьявол меня побери!
Питер обернулся. Кузен Руперт, Мартин и хирург передавали друг другу трубу, разглядывали берег. Над северными скалами поднималась тонкая струйка дыма, едва различимая на фоне серых низких туч. Ветер раскачивал ее, словно стебель гигантского невидимого цветка.
– Вот еще, – хриплым голосом молвил Хадсон. – Три дыма по правому борту и один – по левому.
– Неужели тут кто-то живет, – пробормотал второй помощник. – Хотя тюленей много, можно прокормиться…
– Тюлений жир очень полезен, – сообщил Хадсон. – Если у кого чахотка, то…
– Я пока еще здоров, – отозвался Мартин Кинг. Затем передернул плечами и пробормотал: – Не хотелось бы тут задержаться… Край мира, гиблые места!
– Гиблые, – согласился кузен Руперт, расправляя кружевной воротник. – Но, клянусь кошельком, здесь безопаснее, чем, к примеру, в Ист-Энде! Туда без шпаги и пары пистолетов лучше не соваться. Однажды я… – И он пустился травить байки о своем пребывании в Лондоне.
Шелтон кузена не слушал, а буравил взглядом рулевого. Но его загорелая рожа казалась бесстрастной, он не зыркал глазами по сторонам, не отвлекался на дымы, тюленей и разговоры офицеров. Видно, Пим, сын Пима, понимал, что в его руках – жизнь корабля и всех других судов, плывущих за «Амелией». Такое рвение стоило поощрить. Кивнув рулевому, Шелтон сделал характерный жест, будто зачерпывал кружкой ром из бочонка. Но Пим даже не облизнулся.
Теперь «Амелия» шла только под кливером, тянувшим ее вперед, как добрый конь. Временами,