Возчики орали на лошадей, хлестали плетками и дергали поводья, прячась при этом за грузом в санях. Они поняли, с какой стороны самострел, и не хотели стать следующей мишенью.
Солнце поднялось выше и, заглянув наконец на дорогу, отразилось в клинках. Два меча, приметил Хорек, топор, рогатина. И еще один что-то делает, пригнувшись.
Натягивает на лук тетиву. Это плохо. Хорошо то, что она не была натянута заранее – лучник берег ее от мороза, но сейчас он вполне мог успеть. А вот если сейчас он успеет, то кто-нибудь из ватажников наверняка получит стрелу в грудь.
«Даже я», – подумал Хорек, и в висках застучало. Он умел драться врукопашную, и Полоз, и Кривой время от времени учили его, натаскивали на рогатину, на кинжал, давали стрельнуть из самострела, даже меч давали пару раз, несмотря на то что еще тяжело было Хорьку с ним управляться.
Но стрела… Тут ни сила не поможет, ни стеганая куртка с нашитыми по груди железными бляхами.
Лошадь рухнула, не издав ни звука. А если стрела ударит ему в голову, то он… В голову – мгновенная смерть. А если в живот?
К внутренностям словно кто-то прикоснулся ледяной рукой. Всю ночь Хорек отгонял от себя мысли о возможной гибели. Или ране. До самой последней минуты смог не помнить о том, что ему рассказывали ватажники о схватках и о том, скольких они потеряли за десять лет, пока гуляет ватага Рыка в этих местах. Сотню, сказал Дед. Да все две, поправил его Полоз. И Рык не стал поправлять, молчанием своим подтвердив количество погибших.
Лучник приладил тетиву и выпрямился. Лук он еще не натянул, чтобы не перетруждать руку, выцеливая противника среди заснеженных деревьев. Это ему нужно было встать во весь рост, чтобы выстрелить, а разбойничку с самострелом для этого вставать не нужно. Нужно прицелиться как следует.
Задняя лошадь отчего-то рванулась в сторону, возчик заорал матерно, со стоном. Страшно ему, хочется прыгнуть в сани, стегануть лошадь, чтобы вынесла она его из-под стрел да из-под недобрых взглядов, только лошадь потянула в сторону, сошла с наезженной колеи, провалилась в снег по брюхо, потащила за собой сани.
Жлоб взревел, мужики бросились, чтобы помочь лошади, удержать сани, вытолкнуть их на твердый, укатанный снег. Вторые сани подались вперед, словно намереваясь протиснуться мимо застрявших, но остановились: оглобля зацепилась за передние сани, возчик закричал предостерегающе, но один из охранников ударил рукоятью топора по серой лошадиной спине. Лошадь рванулась – треск лопнувшей оглобли, густая ругань…
И звонкий вскрик самострела. И хрип на дороге – тот высокий мужик в тулупе, что шел рядом с купцом, совсем недавно разговаривал и даже смеялся, теперь замер, выронив меч, потянулся обеими руками к своему затылку.
Он был уже, наверное, мертв, когда нащупали его стынущие пальцы короткое толстое древко болта, торчащее из шеи, из-под самого затылка.
Мужик