Зайдя в спальню, Каледин сразу понял, что все его ожидания относительно обыденности зрелища не оправдались. Вот уж сюрприз так сюрприз. Прочие полицейские, если судить по их виду, ощущали то же самое. В углу покачивался стандартно белый как мел подпоручик Саша Волин, закрывая себе рот рукой, на среднем пальце которой блестел перстень. Антипов и Муравьев пребывали в нервном возбуждении, но вовсе не из-за очередного трупа – обещанная государем Камчатка дохнула им в лицо запахом медвежьей кухлянки и вяленой рыбы. И только невозмутимый Лемешев, попыхивая сигаретой, прошел на середину комнаты. Найдя нужный для съемки ракурс, он полыхнул яркой вспышкой – один раз, затем другой.
На всех четырех стенах спальни багровели огромные, в половину человеческого роста, клинописные знаки, чем-то похожие на греческое письмо. В пространстве чувствовался сырой и сладковатый запах, знакомый ему с детства, когда в бывшем дедушкином поместье кучер на Рождество резал свинью, после этого в сарай, где они играли с братом, еще долго невозможно было зайти. Темно-красные потеки спускались от толстых стержней букв вниз тонкими струйками, кровь загустела, как виноградный сок, делая комнату похожей на рекламный плакат фильма ужасов. На тюлевых шторах алели огромные пятна – кровь из артерии брызнула именно туда: на этот раз убийца ее не экономил. Даже служебная собака жалась к дверям, жалобно скуля. На тебризском ковре лежало обнаженное тело Смелковой – труп женщины сначала был рассечен на куски, а потом сложен вместе на манер детского конструктора «Лего». Покрытое французским ночным кремом алебастровое лицо, как и у прежних жертв, выглядело спокойным. Голова покойницы была почти отделена от туловища: женщине фирменным ударом ножа с правой стороны перерезали горло до позвонков.
– Все внутренности исчезли, – страдальчески блея, ответил на немой вопрос в глазах Каледина шатающийся вперед-назад Волин. – Он оставил это… как ненужный… ему… футляр. Внутри пусто… только кожа… и кости…
Не сумев подавить рвотный