С кораблями прибудут брат Эйнар, отец, их соседи и друзья. И грянет страшный бой, и содрогнутся земля и небо. И будут разбиты полчища ордынцев, и навеки прогонят их братья со своей земли.
Об этом мечтала Эльзе, в сумерках возвращаясь домой по лесу.
До хутора оставалось не больше километра, когда за спиной послышался шорох. Эльзе обернулась, увидела тень на земле. Толстая ладонь зажала рот девочки, ее притиснули к развилке большого дерева.
– Попалась, Красная Шапочка! Знаю, какой ты бабушке носишь пирожки…
Ищенко, шофер заводской развозки, крепко держал Эльзе, обхватив всей лапой нижнюю часть ее лица.
– Тихо, не рыпайся, я сам партизан, – шептал Ищенко прямо в ухо девочки. Потом решил припугнуть: – Бандитов снабжаешь?! А что за это бывает от советской власти, слыхала?!
Эльзе обмерла. От шофера пахло чесночной колбасой. Его толстый живот теснил ее, прижимал к развилке двух стволов старой ивы. Шершавая лапа сунулась за ворот ее пальтишка. Эльзе успела подумать, что от ненависти к братьям-партизанам Ищенко задушит ее прямо здесь. Но толстая рука полезла ниже, отрывая стеклянные пуговки платья, вцепилась в холмик груди. Эльзе вскрикнула от боли.
– Делай что скажу, тогда буду молчать про твоих братцев, – Ищенко стиснул грудь девочки, словно хотел раздавить. Вторая рука его шарила по ее телу, как при обыске, грубо и бессмысленно.
Эльзе сомлела, потеряла сознание. Ищенко ощупывал нежное, худенькое тельце, еще не сформированные грудки, теплый живот. От предвкушения он начал трястись и стучать зубами.
Подстерегая девочку в лесу, Ищенко не загадывал, как будет действовать дальше. Думал только, как захватить ее врасплох, чтобы не успела закричать. А там уговорит ее, заставит подчиниться. Но теперь в его голове вдруг начали стремительно мелькать мысли, словно проносились вагоны скорого поезда, когда едешь в другом составе в обратную сторону.
Весь его прежний опыт подсказывал, что девчонка не сможет быстро оправиться после того, что он сделает с ней. И если она, растерзанная, явится в деревню, жители поднимут шум, начнут разбирательство. Ищенко вспомнил и братьев маленькой красавицы. Ему вдруг показалось, что сквозь ветки сумрачной ели на него смотрит дуло обреза.
Оглянувшись по сторонам, Ищенко поднял Эльзе под мышки и потащил в сторону болота, подальше от тропинки. Он подчинялся животному инстинкту, как умный зверь. Чутье подсказывало, что под завалами бурелома он сможет всласть натешиться девочкой, а после придушит ее и утопит в болоте. Если тело найдут, то решат, что утопла сама.
Эльзе очнулась, когда ей впилась в затылок медная пуговица с обшлага шофера. Она увидела свои ноги, волочащиеся по земле, и почувствовала, как под мышками ее сжимают лапы зверя. Ищенко тащил ее куда-то в лес, и за секунду Эльзе поняла, что смерть ее не будет гордой и доблестной, во имя родины, как ей мечталось.
Она не знала, откуда взялась в ней сила