Знакомые поляки дали ей какую-то коробочку и попросили «забыть» на рельсах. Так, случайно… Она ни о чем не спрашивала… Чуть позже на воздух взлетело четыре состава. Но немцы, как выяснилось, не подозревали о том, чьих рук это дело: иначе в живых Юльке бы не остаться. Все оказалось куда проще и страшнее: донесли двое русских мужчин, стоявших в очереди за хлебом вместе с Нэлой и Эммой. Девушки зачем-то рассказали соотечественникам выдуманную ими на всякий случай версию: якобы их угнали из Винницы, а они сбежали из эшелона. Хорошо еще, что не поведали всей правды…
Мать Каролины сопротивлялась аресту русских пленных, кричала на гестаповцев, не стесняясь в выражениях, но сделать ничего не могла.
Из тюрьмы во Франкфурте-на-Майне Юлька написала Каролине. Подруга прислала ей посылку и одно коротенькое письмо с сообщением: и Ганс, и брат Каролины погибли на русском фронте… Больше писем не было, хотя Нэла их очень ждала.
Она настойчиво уверяла, что доносчики соврали, что она приехала в Германию добровольно, потому что немцы – хорошие люди. В гестапо им выбили все зубы: и Юле, и Марии. И, с удивлением осмотрев стакан, зачем-то отобрали его. Вероятно, решили, что вещь опасная, осколками можно запросто порезать надзирателя.
Суд вынес решение – четыре месяца штраф-лагеря. Работали под Франкфуртом-на-Майне: обрезали ветки на стволах срубленных деревьев и готовили маскировку из связанных вместе бревен. Только связывали девушки стволы плохо, небрежно, чтобы маскировка потом рассыпалась. Потом был военный завод, где Юле особенно запомнился один немолодой немец, похожий на того, небритого. Немец постоянно, незаметно для других, подкармливал русских девушек: то конфетку сунет, то кусочек хлеба…
В феврале сорок пятого, когда начались сильные бомбежки, пленных погнали в Баден-Баден. По дороге Юлька с подружками снова убежала – ей не привыкать. Попала в американский лагерь, откуда пленных после победы передали русским. Фильтровочные комиссии – одна, другая… Воинская часть под Берлином, где Юля провела несколько месяцев, – шила в мастерской для советской армии.
Жили словно в тюрьме, под строгой охраной. Девчонок точно так же, как немцы во Львове, насиловали, но уже свои. Помогал и прятал девчат от пьяных офицеров добрый закройщик дядя Гриша. Он спас один раз и Юлю, которая плохо прострочила брюки какому-то капитану. Капитан вскочил на лошадь, и брюки на нем разорвались… С криком ворвавшись в мастерскую, разъяренный капитан требовал привести девчонку, но дядя Гриша сказал, что ее сегодня не будет. Тогда капитан стал бить дядю Гришу хлыстом по лицу… Юлька сидела в крохотной каморке в самом дальнем углу мастерской и плакала навзрыд.
Понимание слова «враги» размывалось, становилось нечетким, словно пряталось в глубокой норе, до которой не добраться.
– Люди, Юлечка, все