Зал зашумел. Шомпер, Сольский и Зельцер, истинные московские интеллигенты в отличие от Аршинова, вначале несколько растерявшиеся при виде этой смолящей свирепые самокрутки, харкающей, надрывно кашляющей, гремящей оружием аудитории, вдруг тоже почувствовали себя триумфаторами.
– Вы, братья, стали передовым отрядом мировой анархии, маяком вольности и безвластия!.. – продолжил Аршинов.
И снова – рев и стук, пушечные удары крестьянских ладоней слились в канонаду.
– Будущее принадлежит нам, анархистам! – заверил делегатов Аршинов. – Наши союзники большевики, с которыми мы вместе делали революцию, а сейчас вместе бьемся с панами и офицерьем, показали, что они унаследовали худшие традиции царской власти! Аппарат насилия остался тем же! Изменились только названия: полицейский стал милиционером, жандарм – чекистом, чиновник – комиссаром… Изобретенная лакеем буржуазии Керенским продразверстка стала беспощадным оружием в ограблении вольного крестьянства. Хуже того, нам хотят навязать новое крепостное право! Загнать в подневольные хозяйства, назначить нам начальство!
По залу прокатились возгласы возмущения: «Позор!», «Стыдобища!», «Геть красножопых!»… Аудитория – благодарнее не придумать! Дети…
– Но это доказывает лишь одно: большевизм в конце концов рухнет, и над всей Россией, а потом и над всем миром, как сейчас в Гуляйполе, поднимется черное знамя свободы и воли!..
Полнейший успех «московской делегации» выразился в том, что к сцене один за другим подбегали делегаты, жали руки, просто пытались дотронуться до Аршинова, Шомпера, Сольского, Волина, Зельцера… Московские умы! Светочи! Не какие-нибудь там доморощенные теоретики!..
Вечером в имении пана Данилевского, в штабной комнате, стол был заставлен давно не виданной москвичами снедью и неимоверным количеством бутылок, в том числе даже с шустовским коньяком, прихваченным на складах Мариуполя. Заканчивалась неофициальная часть встречи.
Сильно подвыпивший Зяма Сольский встал с чаркой в руках.
– Я счастлив! – произнес он со слезами на глазах. – Я счастлив! – И почти упал замертво, как от пули. Его тут же уволокли в одну из комнат и уложили на пышно взбитую перину. Тут это дело понимали.
Махно и Задов были, конечно, куда крепче московских гостей, и лишняя чарка для них – не пуля. Впрочем, один из московских гостей, молчаливый Зельцер, тоже держался молодцом. Втроем в углу стола они шептались.
– И шо, любую печатку можешь? – спрашивал Задов.
Зельцер открыл свой чемоданчик. Инструментов здесь было – как у хирурга. Штихели, бауммессеры, пинцетики, резиновые и березовые заготовки, а также образцы изделий: бланки, удостоверения, даже денежные купюры, включая большие, как носовые платки, русские «катеньки» и «петеньки».
– Шо, и гроши можешь?
Зельцер только усмехнулся.
– Ну