Ханс был разочарован тем, что не увидел у племянника того интереса, который обычно вызывает в молодых людях авиация, да еще так широко представленная в этом потаенном для всего мира месте.
«Но, с другой стороны, – подумал Ешоннек, – мне меньше забот. Пусть мальчиком займется дед».
А вслух произнес:
– Тебе, парень, предстоит многому научиться, надеюсь, потянешь университет. Ты нам нужен в бизнесе, дед уже в возрасте, а я видишь, чем занимаюсь.
Курт почувствовал, что Ешоннек ожидал от него чего-то другого, и напутствие по поводу университета – не то предложение, которое было для него приготовлено. Но, качнув головой в знак согласия, заверил дядю, что готов ко всему, что может быть полезным семье.
– Я, к сожалению, ничего не понимаю в самолетах, но если потребуется, то буду счастлив оказаться когда-нибудь за штурвалом одного из них.
«А мальчик-то непростой, – с удовольствием отметил Ханс, – умен и тонок».
Он потрепал Курта по щеке:
– Хорошо сказал, парень! Если проявишь характер, то при твоей интуиции далеко пойдешь.
Курт понял про интуицию, но не смутился, ведь он был искренен. И Ешоннек ему нравился: гладко причесанные черные волосы с аккуратным пробором, умное мужественное лицо, глаза, в которых отражался интеллект потомственного аристократа. Во всем его облике, крепкой изящной фигуре чувствовалась командирская струнка. Такому человеку легко подчиняться, в него хочется верить.
Да, Курт обладал той душевной тонкостью, которая дается человеку с рождения. Способность почувствовать истинные мотивы поведения приблизившихся к тебе людей, их скрытые от глаз переживания, искренность произнесенного ими. Все это было доступно заложенному изначально душевному строю юноши. Как устроен механизм этой невидимой паутины причинно-следственных связей нейронов человеческого мозга и таинства души, известно, пожалуй, лишь Создателю. В чем проявляется эта тонкость, если уйти от многословия ее оценок? В простых житейских вещах. В данном конкретном случае в обстановке, когда молодому человеку, прожившему свои первые годы в одной системе координат, пришлось сменить ее на совершенно иную, когда нужно заново учиться элементарным вещам. Так, по крайней мере, показалось Курту в первые дни пребывания в доме своих предков. Впрочем, деда с бабкой предками называть было несколько странно, предками принято считать вроде бы тех, кто уже покинул этот мир, но на стенах двухэтажного особняка, который назывался непривычным Курту словом «вилла», висели портреты как раз тех, кого с полным правом можно было называть именно этим седым словом «предки». Но о них Курту стало известно позже, а первые впечатления от встречи с родителями отца оказались настолько сильными, что на время его переживания об утере