Темиру понравились обитатели Укока, к тому же они приняли его как своего. Укокцы много рассказывали мальчику, учили разным занятиям, добродушно посмеиваясь над его неудачами, и были дружным, сплоченным народом. Но этого паренька Темир выделял из всех. Он больше молчал, редко смеялся и не упускал возможности поддеть Темира, напомнить ему, что он здесь чужой, или просто бросить в него снегом. А еще Темир заметил, что тот был единственным другом Дочки Шаманки. Они часто уезжали вместе пасти скот или просто убегали куда-то вдвоем. В остальное время юноша ходил за ней незаметной тенью.
– Что он так? – зло шептал Темир, комкая пальцами белую рубашку девочки. – За что он меня не любит? За что? Раз он твой друг, раз я тебе нравлюсь, то и ему должен. Разве нет? Нет?
– Сложно объяснить, – мягко ответила Дочка Шаманки. – Он хотел бы, чтобы вокруг меня никого не было. Чтобы только ему улыбалась. Поэтому его злит, что мы с тобой подружились, Темир. Да только у меня и так ведь нет никого, так что его ревность напрасна.
Недетская горечь была в словах девочки, но Темир не понял до конца ни чувств ее, ни слов.
– Я вырасту и убью его, – сказал он.
– Не надо, маленький, – засмеялась девочка. – Если ты его убьешь, я стану плакать.
– Ладно, – тут же сдался Темир. – Тогда я убью великана Адыгана и его голову принесу, чтоб всем показывать. Тогда никто смеяться не станет и каанской дочкой называть не будет.
– Вот это дело. Да перестань же щипать меня за бока!
***
– Я поеду, отец! – твердо сказал Темир.
– Нечего тебе там делать, – возразил каан в очередной раз. – Неотесанные пастухи – что это за компания для моего сына?
– Они – твой народ! – негодовал Темир. – Наша семья властвует над ними, так не должны ли мы лучше их узнать? И не думай, что они хуже нас. Мы сидим на месте и жиреем, а там – опасность на каждом шагу.
– Вот именно, опасность на каждом шагу. Поэтому тебе там делать нечего. В первый раз по делу посылал тебя, теперь дела никакого больше нет.
– Там настоящие люди живут, властитель. Там каждый может и за овцой уследить, и хищника стрелой сразить. Как я стану великим воином, мира не видя, людей не зная? Сколько сидеть у твоего очага?
Отец устало прикрыл глаза рукой.
– Ты как ребенок. Какие воины? Зачем они нам? Или в голодной степи мы, где все проглядывается вперед на два дня пути? Бурные потоки – наши воины, горы – наши стражи. Нет здесь врагов. Только кто из наших племен может взбунтоваться. Но что с ними тогда делать – этого тебе нищие кочевники не подскажут. На то я и учу тебя мудро править, чтобы не допустить такого.
– Отпусти. Есть же кроме меня у тебя сыны, не единственный я, – взмолился Темир. – Не то убегу и не вернусь. А отпустишь – через зиму возвращусь.
– Не единственный, – передразнил отец. – Раз трое наследников, так можно их и не беречь? Выдумал. Где ты найдешь-то их, своих бродяг?
– Найду. Один из охотников недавно их встречал. Сказывал,