– Твоя записка, – сказал он, зажав бумажку между длинными пальцами. – Я как раз привез красное вино для свадьбы, когда принесли шампанское.
Симона чуть шире приоткрыла дверь и взяла записку. Их пальцы даже не соприкоснулись. Его глаза даже не потеплели. Совсем не как в мечтах. Вот она, жесткая, неумолимая реальность.
– Mercy.
– Ты рано приехала, – были его следующие слова.
– Да. – Что еще она могла сказать? Что специально прилетела на день раньше, не желая, чтобы ее встречали в аэропорту? Что ей требовалось время, чтобы подготовиться к встрече с ним? – Да, немного раньше.
Прищурившись, Рафаэль пристально разглядывал ее лицо:
– Я могу войти?
– Нет! – Это вышло слишком поспешно. – Нет, – произнесла она более спокойно, пытаясь взять себя в руки. – Сейчас не самое подходящее время.
Он нахмурился:
– Прошу прощения. Не знал, что у тебя тут компания.
Компания? Он подозревает, что она прибыла на свадьбу под ручку с любовником? Симона отошла в сторону и распахнула дверь, предоставляя ему возможность убедиться, что в номере никого нет.
День – так звали Рафаэля в Кавернесе, когда они были детьми, а Кавернес был его домом. День – из-за солнечного характера и сияющей улыбки, хотя Раф был нежеланным и нелюбимым сыном их экономки. А Люсьен, ее брат и товарищ во всех проделках, Люсьен, с его внимательными темными глазами и черными как смоль волосами, был Ночью. Теперь, казалось, они поменялись ролями.
– Я не одета сейчас. – Встретить его вот так – без макияжа и в одном только полотенце – совсем не входило в ее планы. – Поэтому, если ты будешь так любезен…
– Ну, любезностью я, положим, никогда не отличался. – Прислонившись к дверному косяку, он смерил Симону ленивым взглядом с головы до ног. – Тебе идет это полотенце.
Рафаэль умел очаровывать, даже когда был «плохим мальчиком». Она этого не забыла.
– Все еще бросаешь вызов миру? Как предсказуемо!
– Нет, это все в прошлом. – Уголок его рта дрогнул. – Теперь я хочу им управлять.
– М-м-м. – Симона бросила на него многозначительный взгляд. – Я думаю, ты мог бы заинтересовать какого-нибудь психолога.
– Возможно, – пробормотал он. – Если только она согласится стать «плохой девочкой» и снимет с себя всю одежду.
У Симоны перехватило дыхание, и она ощутила, как жар, вспыхнув внизу живота, быстро добрался до ее щек.
– А потом она могла бы заняться анализом собственной личности, – продолжал он завораживающим голосом, похожим на рокот прибоя. – Потому что вряд ли ее заинтересует моя персона. Я ведь, по сути, открытая душа.
Симона чувствовала, что ее притягивает к нему, словно мошку к пламени. Взгляд молодой женщины упал на чемодан, стоящий возле двери. Она потянула чемодан за ручку, стараясь сохранять спокойствие.
–