Еще живая бабушка Рая бежала к нам навстречу, позабыв о больных ногах и об артрите. Даже через расписной платок были заметны ее седые волосы, которые буквально встали дыбом.
С каждой следующей секундой ко мне приходило осознание того, что моя жизнь больше не будет прежней. Но эти мысли были связанны с новым жильем, но никак с тем, что произойдет на самом деле.
– Пойдем, Златушка. Пойдем, родная, – наговаривала бабушка Рая, все дальше уводя нас от дома. – Посидим в медпункте, хорошо? А потом дедушка Федор вас заберет.
Руки и подбородок бабушки Раи тряслись, но не от старости. Не от холода. А от ужаса, который она старательно от нас скрывала.
– Все наладиться, мои хорошие. Все наладиться, милые.
Ее слова вонзались в кожу, проходили через сердце и застревали в горле. Что—то нехорошее витало в воздухе. Самые страшные мысли заполонили голову. Стало дурно. Из носа покапала кровь.
Мне было восемь, и я не умела мириться с правдой жизни. Не умела читать между строк и даже не догадывалась, что самый обычный ламповый обогреватель создаст в моем доме вечный холод.
Вырвавшись из рук старушки, я помчалась к дому и через минуту уже была на месте трагедии. Я боролось с собственными ногами, который отказывались переступать порог калитки.
Наш двухэтажный дом напоминал огромный факел. Огромный костер, вокруг которого водили хоровод испуганные до ужаса женщины и беспокойные мужчины с алюминиевыми ведрами.
Протиснувшись сквозь паникующую толпу, я остановилась. Обгоревшие балки крыльца надломились, и старый козырек обрушился, поднимая в воздух тысячи ярких искорок. Завороженная этим зрелищем, я не сразу заметила лежащую на земле простынку.
Из-под грязного покрывала виднелись заколка в форме морской волны и несколько русых прядок.
Мама.
– Мама! – закричала я и метнулась к ней, но не успела коснуться, потому что сильные руки оторвали меня от земли.
– Златка! Не надо! – кричал дедушка не своим голосом. – Заберите ее! Уведите отсюда!
Сквозь пелену слез, я смогла разглядеть еще два бугорка – папа и бабушка. Они спали крепким сном, не реагируя на крики. Сном, который ничто не сможет потревожить.
– Пусти! Я хочу к маме! Пусти, гад!
Как дикий звереныш я брыкалась в руках дедушки, а потом исцарапала закоптившиеся лица мужчин. Из груди вырывались крики отчаяния, которые подхватывали старушки и женщины. Я боролась до последнего. До тех пор, пока не кончились силы.
Огонь забрал их всех…
– А вот