– Ага, определенное, – я махнула головой. – И королю мне тоже это нужно будет сказать?
Мужик снова дернулся. Чего он дерганный-то такой? Он скрипнул зубами, стараясь улыбнуться. Вышло не очень.
– Королю можно не лгать, – скрипя зубами, заявил граф.
– Ага, – я опять кивнула головой, – можно не лгать.
– О, светлый бог, как с вами тяжело.
И не говори, мужик. Как мне-то с тобой тяжело. Я, конечно, пока еще ничего не понимала, но зеленые болотные всполохи летали над головой этого графа с начала нашего разговора. А я ведь ему говорила, что вижу.
Он оценивающе посмотрел на меня, хотел еще что-то сказать, хотел ведь, но потом, видно, передумав, уткнулся носом в тарелку. Буркнул:
– Приятного аппетита.
Ну, приятного, так приятного.
Я наклонилась над своей тарелкой, граф – над своей. В горле у меня давно уже пересохло, поэтому я вежливо-вежливо попросила:
– Граф, будьте добры, налейте мне, пожалуйста, воды, – и я подставила свою кружку.
Небольшая пауза. Граф взял в руки кувшин, принесенный служанкой. Даже уже наливать начал, потом, вдруг, резко перестал, разлив половину жидкости на скатерть, и на меня подозрительно уставился. Наливать тоже не умеет – решила я, и руку свою протянула, чтобы кружку забрать. А ле Клермон меня как треснет по руке! Ненормальный, вот те светлый бог, ненормальный. Я сразу затосковала и за руку схватилась:
– Что вы себе позволяете, граф? Больно же!
А граф уже оглядываться стал, заметил трактирщика, сделал ему знак подойти. Трактирщик все дела свои побросал и к нам подбежал на полусогнутых.
– Где та служанка, что за водой ходила? – прошипел граф.
– Лия-то? Сейчас, позову, – трактирщик хотел уйти, справедливо решив исполнить просьбу вельможи, а то, что граф вельможа, видно было за версту. Но граф не дал исполнительному трактирщику отойти, он схватил его за руку и зашипел:
– Вода отравлена, – я вздрогнула на этой фразе, трактирщик выпучил глаза и открыл рот, – где эта мерзавка? Я самолично ее придушу.
– Ва… ва… ва… э-э-э, – содержательно проблеял трактирщик. Не знаю, как кто, а я поняла, что он понятия не имеет, почему в кувшине оказался яд – у него над головой голубеньким подсвечивало.
Я схватила графа за руку, которой он трактирщика сжимал, и быстро-быстро заговорила:
– Пустите его, он, правда, ничего не знает. И почему вы решили, что здесь яд?
Граф отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, и продолжил допрашивать трактирщика:
– У вас есть в трактире кто-нибудь, кто здесь ночь переночевал?
Рука от железной хватки ле Клермона у трактирщика потихоньку синела, сам он багровел физиономией, явно ничего не понимая:
– Э-э-э, вон те господа, – кивок в сторону компании, стучащей кружками, – вчера прибыли-ии. Ой, больно же, пустите, господин.
Граф с отвращением откинул