Через какое-то время Уханчик приземлился в небольшой рощице молодых деревьев.
Ярих резво соскочил с жука, но тут же сел. Уханчик засуетился, бегая вокруг него.
– Не переживай. Это всего лишь нога, заживет, – погладил гладкие рожки Ярих, – Зато у меня есть чем тебя угостить.
Из рюкзака Ярих вытащил маленький кусочек сахара. Положил его перед Уханчиком и, он тут же исчез, подхваченный мощными челюстями, с легкостью перекусывающими побеги щитана и толстые ветки. Уханчик продолжил набивать желудок, а Ярих взялся, было, за рюкзак, но подумав, решил, что не достаточно голоден. Нужно поберечь припасы, неизвестно еще, насколько затянется это путешествие.
Самое безопасное место, решил Ярих после некоторых размышлений – на Уханчике. Он лег к нему на спину и задремал. Проснулся, когда Уханчик дернулся, укладываясь в мягкой, с густым подшерстком ложбинке. Тихо лежал он на жуке, щурясь спросонья и, наконец, понял – лес живой! На поляне деловито копошились два гладыша и даже одна вертячка, чье мясо очень ценилось, но в тех краях, где жил Ярих они давно вывелись.
Совсем рядом склонил головку большой желтый цветок с дурманящим сладким ароматом. Ярих протянул к нему руку, но лепестки тут же закрылись, а стебелек втянулся в почву так, словно с другого конца его дернули за ниточку. Пытаясь не шуметь и даже дышать тихо-тихо, Ярих огляделся.
– Ох! – непроизвольно вырвалось, и до этого пестревшая множеством ярких цветов поляна опустела: цветы спрятались, вертячка и гладыши скрылись.
Ярих снова затаился. Он по-прежнему лежал на спине Уханчика. Тихо, как подшерсток, чувствуя себя шпионом в чужом королевстве, наблюдая, как раскрываются мясистые цветы, как медленно и осторожно вылезают личинки, как они смелеют и уже деловито разрывают персть розовыми носами.
Наглядевшись, Ярих медленно, оберегая ногу, скатился со спины жука. Голод стал сильнее желания экономить. Едва он взял рюкзак, как рядом оказался Уханчик, шевеля усиками и тонко щебеча, да чего говорить, будь у него хвост, он вилял бы им как обычный щенок.
Ярих отломил для него маленький кусочек сахара, остальное убрал обратно в кулек, слизнув с ладони оставшийся хрусталик. Съел сухарь, запил водой и нехотя стал осматривать ногу. Лодыжка распухла, лилово-фиолетовым расцвел огромный синяк. Эх, если бы тут была мама со своим бальзамом. Боль усиливалась, но Ярих лишь сжал зубы, а потом измученный, задремал.
Проснулся, когда, закрывая его собой,